Может, мне следовало бы сказать слово о Матери Божией, ведь к Ней прибегает в каждой молитве наша Церковь, каждая группа молитв заканчивается обращением к Богородице или призыванием Ее. Она присутствует в жизни каждого христианина и в богослужениях тоже. Может, было бы хорошо сказать о Ней, но поскольку вскоре мы встретимся с Ее святым Благовещением, то на этот день и оставим слово в Ее честь. А теперь я хочу сказать вам об одном очень практическом деле, важном для каждого из вас, – об исповеди. Потому что весь этот Канон, который вы слышали, фактически является плачем: на всем его протяжении душа человеческая плачет, признавая свою виновность пред Богом, сотворившим ее, создавшим ее по Своему образу и подобию.
В своей нечистой жизни мы часто загрязняем этот образ Божий в нас. Всем, что мы делаем, всем, в чем согрешаем словом, помышлением, нашими делами, мы загрязняем этот образ Божий в нас. Без сомнения, необходимо испрашивать у Него прощения, причем не формально, а испрашивать со слезами, чтобы Он действительно очистил эту нашу внутреннюю грязь, потому что нам от Него не убежать, братья христиане: Бог всегда присутствует в жизни каждого из нас, и непрерывно регистрируется вся наша каждодневная жизнь.
Спаситель Христос говорит это суровое слово, что в оный день Суда каждый из нас даст ответ за всякое праздное слово, произнесенное в течение своей жизни[2]. Сколько же плохих, праздных, гадких, непотребных слов мы говорим на протяжении нашей жизни? И забываем о них. Однако они не забываются, они записываются где-то в нашем подсознательном, и в день оный поднимется крышка, удерживавшая их, как в могиле, они предстанут все живьём перед нами и повергнут нас в великий стыд перед Богом и ангелами небесными и всеми людьми. Так что нам нужно очищаться от этих внутренних мерзостей, от этого балласта грехов.
Будем очищаться, потому что в Царство Божие не войдет ничто нечистое[3], и святой апостол Павел утверждал это[4], а он был вознесен до третьего неба и знал, что там. Сам Христос Спаситель говорит так со всей определенностью. Поэтому пока мы еще в этой жизни, пока имеем свободу молиться, просить у Бога прощения, смывать эти пятна со светлой одежды нашей души – одежды, убеленной в нашем крещении еще в самом младенчестве нашем, – пока мы еще можем ходить по этой земле, мы можем плакать, просить прощения и действительно просветиться. А потом будет слишком поздно, и ни на один из наших воплей уже не обратят внимания.
Потому что этот Канон, как я сказал, – это рыдание, это жалобный плач, это исповедь, в которой мы оплакиваем наши плохие дела с самого начала мира, от Адама и Евы, до конца нашей жизни, когда мы встретимся перед праведным Судьей с делами нашими, в этом противоборстве с самими собой. И в то же время он – исповедь: мы исповедуем в этом Каноне все наши грехи, которые совершили, мы признаём их там.
Особая нота Канона такова: «Я грешник», – мы, каждый в отдельности, признаём свою вину. Так составлен этот Канон, потому что сам автор считал себя грешным, хоть и был святым. И эта исповедальность Канона, само его содержание побуждает нас исповедать свои грехи, каждый свои, и в сокровенности души собрать все свои помышления, дела, мерзости и омыть их, очистить, выбросить из себя.
Случается, что очень многие из нас раз от разу откладывают это, откладывают, и постепенно накапливаются пятно на пятне, грех на грехе в этом внутреннем слое духовного человека в нас. Они накапливаются до того, что в какой-то момент нам начинает казаться, будто мы уже не нуждаемся в том, чтобы очищаться, омываться. Вот, не далее как сегодня плакалась одна бедная женщина, что ее муж, не исповедовавшийся с самой юности, умер от сердечного приступа. Были и у него, как у всякого человека, свои грехи, но он ни разу не исповедался и не причащался.
А на днях приходила старушка 75 лет и говорила, что только будучи ребенком, ученицей начальной школы, она исповедовалась по принуждению, подталкиваемая к исповеди матерью. Такая многолетняя горечь, столько грехов напластовалось на ее душе, на внутреннем человеке! Представьте себе, какая кора, какая чешуя нечувствия, как герметично была закрыта душа эта без связи с Благим Богом! Потому что мы сидим, как в панцире, через который не может проникнуть дух Божий, воздух духовный…
Канон, с самых первых слов, берет очень личную ноту. Вот как он начинается, словно исповедь:
«Откуда я начну оплакивать деяния окаянной моей жизни? Какое положу начало, Христе, нынешнему рыданию? Но, как Милостивый, подай мне прегрешений оставление… Поревновав непослушанию первозданного Адама, я познал себя обнаженным от Бога, и от присносущного Царствия, и от сладости, грех ради моих… Я утратил дары Божественные, дарованные Тобой. Загрязнил плоти моей ризу и осквернил свое украшение, которое по образу и подобию Божию. Омрачил красоту свою душевную… Разодрал свою одежду первую, которую соткал мне Зиждитель от начала. Потому лежу теперь наг».
И Канон всё развивает нить повествования, подобно рыданию из глубины души, как я сказал, ища облегчения, вознесения, установления связи с Преблагим Богом.
Все эти изречения Канона, братья христиане, напоминают нам притчу о блудном сыне. Блудный сын, пример его жизни, фактически является опытом каждого из нас, мужчин и женщин. Есть такой момент в нашей жизни, когда мы, казалось бы, внутренне нуждаемся в этой свободе – так называемой свободе: «Брошусь-ка я в омут с головой. Отложу советы родителей, учителей, хороших книг: я хочу почувствовать эту свободу». И Бог предоставляет блудному сыну, Своему чаду, в распоряжение часть мира – или предоставляет ее каждому из нас, ведь мы все свободны.
И мы идем по жизни не тем путем, через грехи, и приходим в ту чужую сторону, где царит голод по слову Божию, и сталкиваемся со всяческими грехами, покуда нам позволяют возможности. А когда их нет, то настаёт голод, такой лютый, что на нас не остается и отрепья, у нас нет и рожка из тех, которые едят животные, чьими пастухами мы становимся.
Это отдаление от Бога вплоть до нашей погибели – опыт, вожделенный для каждого из нас в определенный момент, чтобы затем могло наступить пресыщение злом и мерзостью и возвращение назад, в отчий дом. А Бог Преблагий ждет и принимает нас. Он позволяет нам это, чтобы мы умудрились, чтобы больше не делали этих ошибок. И действительно, те, кто обращаются из греховной жизни, вкусив эту горечь, эту отвратительность греха, этот яд греха, с презрением и ненавистью вспоминают то, что пережили…
Итак, в этом Великом и священном каноне речь идет об исповеди. Первая исповедь состоялась на заре человечества, у наших первых прародителей, Адама и Евы. Она имела место в раю Едемском, когда Бог призывал Адама и Еву на личную исповедь, ожидая честного изложения того, как они согрешили, и причины, подтолкнувшей их ко греху.
– Зачем ты сделала это? – спрашивает Бог Еву.
Женщина сваливает вину на змея. Бог спрашивает потом Адама:
– Не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть?[5]
Адам уклоняется от ответа и возлагает вину на Самого Бога, сказав:
– Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел[6].
Подобное же произошло и с Каином. Бог побуждает его сознаться в преступлении, совершённом против брата его Авеля, но он отказывается отвечать прямо, говоря, что он не сторож брату своему[7].
Так что с самого начала человечества имеет место эта нерешительность, это безответственное отношение к нашим делам, которые нам следовало бы исповедовать искренне и открыто и испрашивать в них прощения. С тех самых пор люди идут на ощупь, люди избегают быть искренними с самими собой, а тем более с теми, кому они должны дать ответ.
Два врага появляются в жизни людей, когда их привлекают к ответу за плохие дела: стыд и страх. Стыд быть презираемым и страх быть разоблаченным и наказанным. Эти враги возникли в сознании первых людей и возникают в сознании каждого из нас, когда мы думаем приступить к таинству исповеди, к таинству прощения грехов. Хотя мы каждый день грешим и отягчаемся многими грехами, совершёнными словом, умом или делом, но даем пройти какому-то времени, и проходят годы, для многих проходит вся жизнь без того, чтобы они сбросили с себя бремя грехов и очистились от той грязи, которая ложится на невинную одежду святости внутри нас, с момента святого крещения.
Этот шлак, этот тяжелый балласт забивает поры нашей внутренней восприимчивости, и мы больше не можем дышать духовным воздухом, ибо стали подобны земле пустынной и непроходимой, как говорит псалмопевец[8], через которую не может прорасти ни один священный помысл, ни один порыв, ни один плод небесный. Мы уже не можем верить в Бога, не можем по-настоящему любить ни людей, ни Бога.
Скрытые и неисповеданные грехи подобны мышам, подгрызающим корни наших добродетелей, если они у нас есть. И вместо них вырастают в нас злодетели со всеми их злосчастными последствиями для нашей жизни здешней и тамошней. Здесь они отравляют нашу жизнь и отчуждают от Бога, а по ту сторону могилы сами дела наши будут обвинять нас, как лютые демоны, в день Суда. И мы не сможем избавиться от них, как говорит святой Ефрем Сирин где-то[9].
Наши добрые дела будут словно добрые ангелы, а злые дела – словно злые ангелы. Пристали к нам, как чертополох, и говорят: «Мы твои», «Ты сделал нас»! И если у нас больше плохих, то мы погибаем. А если больше добрых ангелов, больше добрых дел, то Бог помогает нам, и на весах Его справедливости и Его любви мы освобождаемся от этой кары, этого осуждения, о котором всё время говорят нам Священные Писания.
Утаивать грехи нас склоняет наша греховная природа, но прикладывает руку и враг-диавол, о котором святой Иоанн Златоуст говорит, что он прячет от людей стыд, когда они хотят согрешить[10]. А после того как совершат грех, он же, враг-диавол, напоминает им, что надо стыдиться того, что они сделали, чтобы не было соблазна духовникам их, перед которыми они должны представать честными и благоразумными. Но подобное мнение – огромная ошибка, братья христиане, и великое заблуждение, потому что стыдиться людей и бояться Бога надо, когда совершаем грех, а лучше – до того, как совершить грех, а не после того, как совершили его. Потому что какой может быть стыд, когда ты хочешь избавиться от болезни и показываешься врачу таким, какой ты есть, желая исцелиться? Какой может быть стыд, если ты хочешь умыться от нечистоты в душе, выйти из служения диаволу и войти в служение Богу?
Разве лишился чести великий пророк Давид, исповедавший свои грехи публично, в псалме 50, или святой апостол Павел, или Мария Магдалина, или блаженный Августин, или Мария Египетская и другие великие грешники, которые признали себя великими грешниками публично, исповедуя грехи свои? Напротив, они велики пред лицом всех людей и святы пред Богом именно благодаря мужеству и искренности, с какими исповедали свои прегрешения и беззакония.
Чтобы наша исповедь действительно принесла чистоту и внутреннее душевное обновление, прежде чем пойти на исповедь, нужно подготовиться. Как подготовиться? Некоторые из вас знают это. Имеются даже специальные руководства, в которых перечисляется множество грехов, совершённых разными людьми. Читая их, ты сознаёшься в них и записываешь на листочке бумаги те, которые являются твоими. И иногда собирается до четырех и даже восьми страниц большого формата.
А когда приходишь неподготовленным, тебе кажется, что ты не сделал ничего. Ты видишь, в чем состояли эти грехи, – эта тонкая и грязная пыль, которая оседает на душе, – когда собираешь их из этих руководств или из собственных раздумий о своей жизни, и тогда отдаешь себе отчет, как ты грешен пред Богом.
Святые, люди, которые были святы и совершали чудеса, перед смертью (ибо они были извещены о ней) молились, чтобы Бог продлил им жизнь еще на несколько дней и они смогли бы покаяться, поскольку ясно видели свои дела до мельчайших подробностей. А мы, если никого не убили, если не похищали невесть каких вещей очень дорогих и крупных, если не имели громких судебных процессов … то мы уже не грешны!
Однако грехов наших очень много, они очень часты и очень легко прилипают к душе нашей, как пыль и мелкие частицы угля на шахте, они ложатся друг на друга, и мы не чувствуем, как черны и лицо наше, и руки, и тело. Когда мы умываемся, только тогда видим, сколько черноты стекает с нас. Таковы же и те грехи, которые накапливаются в нашем внутреннем естестве и от которых нам нужно избавляться.
Поэтому хорошо перед исповедью сделать этот перечень грехов, иметь его под рукой, потому что враг-диавол закрывает их: «Этот? Да все совершают такой грех, как этот!» Если женщина делает, например, простите меня, аборт – то: «все делают аборты». Если творят другие окаянства, как можно более гнусные и тайные, – «все делают так, сделал и я».
Но там, на Суде, каждый будет давать отчет лично за себя, независимо от остальных. Так что углублюсь-ка я в себя, посмотрю, в чем моя собственная ошибка, признаю ее плача, решусь больше не совершать ее никогда, иначе она не простится мне.
Также перед исповедью, братья христиане, хорошо будет примириться с врагами нашими. Потому что бывает такая тихая ненависть между семьями и друзьями, между бывшими друзьями и более крупными группами людей. И держится эта ненависть долгое время. Приходишь исповедаться, но враг ненавидит тебя и ты ненавидишь его, ты постоянно в диалоге с ним и не можешь молиться, чтобы быть прощеным, потому что сам не прощаешь. Поэтому перед исповедью очень нужно примириться со всеми, с кем мы находимся в ссоре.
И еще перед исповедью нужно молиться Богу. Будем молиться, чтобы Он дал нам дух умиления, покаяния, ибо часто мы не отдаем себе отчета в том, что грешны. Без этого внутреннего покаяния мы называем так, какие-то вещи… формальная исповедь. Она не целительна для нас… Так что это умиление, этот дух Божий мы должны просить перед исповедью, эту благодать, чтобы простились нам прегрешения: или по молитвослову молиться, или самим прося этой помощи Божественной, чтобы мы могли сойти внутрь себя, могли признать свои собственные грехи.
Когда мы стоим перед аналоем, братья христиане, не будем оборачиваться к этим двум врагам – страху и стыду. Приходит верующий и хочет исповедаться, но ему стыдно, он стесняется сказать. Есть даже такие, кто ходит к нескольким духовникам, говорит одному одну часть грехов, другому другую часть, чтобы казаться менее виновным. Братья христиане, исповедь действительна и полезна для нас, когда мы идем именно для того, чтобы умилиться[11] там. И мы умиляемся не перед священником, не столько перед ним, а перед Судьей, каковым является Спаситель Христос. Он невидимо находится среди нас – между верующим и духовником стоит Сам Спаситель Христос, Который принимает нашу исповедь, Ему мы исповедуемся, и Он нас прощает. Мы [священники] только посредники между вами, верующими, и Спасителем Христом.
Поэтому когда ты говоришь с полным раскаянием, ты Ему говоришь, Его просишь простить тебя. И Он воистину прощает тебя, если видит это излияние души, это глубокое раскаяние всего существа твоего.
Потому что духовник связан этой тайной исповеди, он не говорит никому, что слышит от кающегося, исповедующегося. Существуют суровые наказания для духовника, вплоть до того, что одному духовнику, рассказавшему что-то из исповеди, отрезали язык. В церковных канонах, которым уже две тысячи лет, имеются самые разные наказания (ограничения), дабы соблюдалась эта тайна духовничества, тайна сказанного только между верующим, духовником и Иисусом Христом, Спасителем нашим, прощающим наши грехи.
В завершение прочту вам из книги «Православное исповедание» полстранички, чтобы увидеть, что оно говорит нам о нашей исповеди пред Богом, какие плоды, какую пользу приносит исповедь. «Православное исповедание» говорит о пользе покаяния так:
«Первая польза такова: как через грех мы теряем ту невинность, которую стяжали в святом крещении, так опять приобретаем ее через покаяние. Как через грех лишаемся благодати Божией, так через покаяние снова снискиваем ее» – эту благодать, это тотальное оживление нашего существа.
«Как через грех мы попадаем в рабство диаволу, так через покаяние избавляемся от этого рабства».
И наконец:
«Как через грех входят в совесть нашу стыд и страх, так же через покаяние возвращается к нам мир и такое дерзновение, какое имеют дети к своим родителям»[12].
Памятуя всё это, братья христиане, обратимся с умилением всем существом своим к щедрому Богу, как говорит Великий канон. Сколько раз ни падём, будем вставать; сколько раз ни согрешим, будем каяться и молиться Богу, говоря:
Господи, знающий сокровенное сердца моего, видящий язвы и раны сердца моего, исцели меня, Господи, прости меня, Господи, очисти меня, Щедре, обнови меня, обветшавшего в злобах. Молю Тебя, Господи, просвети меня и наставь на повеления Твои и научи мя, Спасе, творити волю Твою, яко благословен еси вовеки. Аминь.
Из книги «Părintele Sofian. Bucureşti: Edituta Bizantina, 2007.
Архимандрит Софиан (Богиу)
Перевела с румынского Зинаида Пейкова
Război întru Cuvânt
7 марта 2014 года
[1] Проповедь произнесена 21 марта 1986 г., в пятницу первой недели Великого поста.
[2] См.: Мф. 12: 36.
[3] Откр. 21: 27.
[4] См.: Эф. 5: 5.
[5] Быт. 3: 11.
[6] Ст. 12.
[7] См.: Быт. 4: 9.
[8] См.: Пс. 62: 2.
[9] См.: Ефрем Сирин, преподобный. Слово 120. О покаянии, Суде и разлучении души с телом // Ефрем Сирин, преподобный. Творения: В 8 т. М., 1994. Т. 3. С. 372.
[10] См.: Иоанн Златоуст, святитель. Беседа 8 о покаянии, 2 // Иоанн Златоуст, святитель. Творения: В 12 т. М., 2005. Т. 2. С. 381.
[11] Говоря об умилении, надо помнить, что в аскетической литературе имеется в виду не нынешнее значение этого слова, т.е. не «нежное чувство, вызываемое чем-нибудь трогательным», а скорее смирение, уничижение, желание быть утешенным. «Истинное умиление есть болезнование души, которая не возносится и не дает себе никакого утешения, но ежечасно воображает только исход свой из сего мира, и от Бога, утешающего смиренных иноков, ожидает утешения, как прохладной воды» (Лествица. Слово 7. § 27. См. также § 2).
[12] Ср.: Православное исповедание Кафолической и Апостольской Церкви Восточной. Ч. 1. Вопрос 114 // Догматические послания православных иерархов. Издание Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1995. С. 77.
Православие ру