Доклад игумена Кронида (Карева), настоятеля Свято-Преображенского подворья Данилова мужского ставропигиального монастыря на XXIII Международных Рождественских образовательных чтениях, направление «Преемство святоотеческих традиций в монашестве Русской Церкви» (Сретенский ставропигиальный мужской монастырь. 22–23 января 2015 года)
Авва Алоний говорил: «Если человек не скажет в сердце своем: „В мире я один да Бог“, не найдет спокойствия». Этими словами авва Алоний задает высокую монашескую планку – монах должен научиться быть один. С целью научиться быть один на один с Богом отцы и уходили – сначала создавая обители на окраинах селений, потом в близлежащих пустынных местах, а потом уходя и в глубокую пустыню. Уже IV Вселенский Собор говорит, что монахи должны «соблюдать безмолвие и прилежать токмо посту и молитве, безотлучно пребывая в тех местах, в которых отреклись от мира».
Слова аввы Алония свидетельствуют о внутреннем решении. Говоря «есть только Бог и я», человек утверждается в монашеском решении –решении не рассудка, но ума (как его определяли отцы), которое должно оказать влияние и на решение сердца. Авва Евагрий в своей трихотомической антропологии четко выделяет ум в качестве средоточия духовного начала в человеке и проводит разграничение между умом и душой, но в то же время он подчеркивает связь ума и сердца: первый находится во втором. Ум, просвещенный Божественным Откровением и ставший «весь свет», авва Евагрий называет «умом-монахом», в отличие от просто «ума» или «ума человека». Здесь в понятие «ума-монаха» (νους μοναχός) авва Евагрий вкладывает смысл, характерный для первоначального монашества и всей восточной христианской традиции, в которой понятие «монах» (μοναχός) имело смысл не столько «один, одинокий, уединенный» (solus), сколько «единый, цельный» (unus).
Это на латинском Западе в Средние века и в Новое время возобладало преимущественно внешнее понимание монашества как определенного образа жизни. На православном Востоке главным в монашестве было прежде всего внутреннее сердечное расположение, а не внешний образ жизни. Преподобный Иоанн Лествичник говорит о том, что жизнь, подобная монашеской, доступна и христианам, живущим в миру, поскольку она есть прежде всего единство внутреннее, и евангельские идеалы одинаковы для монахов и мирян. Правда, жизнь в миру мало способствует такому «собиранию себя», а потому возникает потребность во внешнем уединении. Но не место и не одежды делают человека монахом, ключевую роль играет устроение его сердца, живет ли там мир со всеми его страстями и мирским мудрованием – или же монах стал действительно непричастен миру, как об этом прекрасно пишет преподобный Симеон Новый Богослов в одном из своих «Божественных гимнов»:
Монах есть тот, кто миру непричастен, Кто говорит всегда с одним лишь Богом, Кто, видя Бога, сам бывает видим, Любя Его, он Им любим бывает И, светом становясь, всегда сияет <...>
И вот, после такого поэтического описания идеала монашеской жизни, мы понимаем, насколько далеко мы от него отстоим, и задаемся вопросом: как в наших конкретных обстоятельствах мы можем приблизиться к этому святоотеческому идеалу, где коренятся проблемы наших обителей и как эти беды исправить?
Попробуем рассмотреть некоторые особенности монастырской жизни, которые обуславливаются нахождением монастыря в большом городе – или, наоборот, вдали от всяких поселений.
Те городские монастыри, которые сейчас существуют, создавались или в пустынной местности, или на окраине города, но никак не среди городской толчеи – и только с течением времени вошли в черту города. Основатели монастырей вряд ли могли вообразить, какое огромное количество людей будет проходить у стен и входить в ограду монастыря. Ритм большого города заставляет монастырь сообразовываться с ним. Это касается и состава богослужения, и времени его совершения, и доступности монастыря для паломников, и той меры внимания, которую братия уделяет прихожанам. Всё это накладывает отпечаток не только на внешнюю жизнь монастыря, но и на внутреннее устроение его насельников.
Подчас в силу очень многих внешних впечатлений большой монастырь отнимает у человека силу молиться. Душа направлена на многое и внешнее, и даже если человек находит время на молитву в келье, его душа переполнена и рассеяна из-за внешних впечатлений. Такое состояние излишнего возбуждения может быть вызвано не только общением с мирскими, но и даже с многочисленной братией.
Быть может, это приноровление к ритму большого города не всегда обусловлено объективными причинами. Из истории мы знаем и о столичном Студийском монастыре, запиравшем свои ворота на Великий пост, и о Троице-Сергиевой лавре, где далеко не всегда паломники могли попасть на богослужение вместе с братией.
Из-за того, что часто монастырь слишком широко открывает свои двери, возникает ощущение потребности в жизни – если уж не более внимательной, то хотя бы по внешним формам более уединенной.
Наша кириархальная обитель – Данилов монастырь – является в полном смысле слова городским монастырем. И даже учитывая то, что у обители уже имелись два скита (в которых уделяется большое внимание сельскому хозяйству и социальному служению), шесть лет назад было принято решение создать новый скит, где была бы возможна более уединенная жизнь. Шесть лет нашей жизни – не очень большой, но и не малый срок, так что позвольте поделиться нашим опытом. Мы не пытаемся предлагать кому-либо рецепты или решения, но просто с благословения священноначалия рассказываем, как обстоят дела у нас.
Целью основания скита было создание монашеской общины, жизнь которой строится в соответствии с богослужебным уставом и общежительными монашескими правилами. Центром жизни скита является храм, и богослужение задает ритм и распорядок дня. Есть такая пословица: «Поставь Бога на первое место, тогда всё остальное тоже встанет на свое место».
У нас нет жестко прописанного устава и ничего похожего на армейскую дисциплину. Но при этом есть некоторые моменты, которые очень важны для нас, и которые, как нам представляется, помогают созиданию нашего братства. Нам очень близки слова старца Софрония (Сахарова), который пишет: «Помня апостола Павла, который гениально постиг невозможность никакого писаного закона для человеческого духа, и, с другой стороны, пример преподобного Силуана <...>, я не стал заботиться об уставах при организации нашей жизни. Есть какой-то минимум: скажем, надо в одно и то же время молиться, лучше в одно и то же время и питаться, так же – и в труде. А иначе – полный развал, так как очень трудно организовать вообще физиологическую жизнь человека. Я решил исходить из данных опыта наших великих отцов, что два часа молитвы внимательной – это есть мера совершенных. Вот почему я предложил братьям два раза в сутки по два часа этой молитвы».
И в нашей маленькой обители братьям предлагается два часа умной молитвы – в келье, до начала полунощницы, пока всё окружает тихое безмолвие и ночь в своем течении достигла середины (ср. Прем. 18:14), пока ум не рассеян внешними впечатлениями, пока не пришли «похитители» и не окрали нас от начатков приношения Богу.
Келейный канон – очень важная часть дневного расписания, и для нас принципиально, чтобы келейное правило не переносилось ни на утро, ни на день, ни тем более на вечер. Как пишет преподобный Иоанн Лествичник, «Есть между злыми духами бес, называемый предваритель, который тотчас по пробуждении является искушать нас, и оскверняет первые наши мысли. Посвящай начатки дня твоего Господу; ибо кому прежде отдашь их, того они и будут. Один искуснейший делатель сказал мне сие достойное внимания слово: „По началу утра, – говорит он, – предузнаю я все течение дня моего“».
Об этом же пишет и отец Эмилиан Симонопетритский: выполнив свое келейное правило, человек уже на богослужение приходит подготовленным, тем более на Литургию. И отец Елисей Симонопетритский вторит ему: «Когда монах достаточно укоренен в церковном предании, его не сотрясают трудности, с которыми он сталкивается во время молитвы, и он скорее черпает радость от своего смиренного борения. Когда же в конце ночи звучит колокол в церковь, он выходит из кельи, чтобы встретить братий как подвизавшийся в добром подвиге и гордый даже своими поражениями. В час, когда братия снова собираются на молитву, каждый приносит свою ночную брань как некое приношение, которое будет предложено вместе с дарами Божественной Евхаристии на жертвенник».
Отметим здесь, что келейное правило у нас – это не чтение трех канонов и других священных текстов, а молитва Иисусова. «Безмолвнику в ночное время должно упражняться более в молитве, нежели в псалмопении».
Утреннюю молитву мы стараемся закончить до начала суеты, телефонных звонков, приезда ожидаемых или нежданных гостей. Начиная правило в 2 часа ночи, к 4 мы собираемся на полунощницу, после нее – утреня и если есть – Литургия, которая заканчивается примерно к 9 часам.
В проекте «Положения о монастырях и монашествующих» говорится о том, что монастырь – это евхаристическая община, и очень важным мы осознаем совместное причащение всего братства – и причащаемся каждое воскресенье и каждый четверг. В регулярности причащения братий должен быть тоже порядок, конечно, не нарушающий необходимую степень свободы.
Вечер у нас состоит из вечерни, ужина и повечерия, и у братий есть еще немного времени побыть наедине в келье, почитать. Впрочем, как основная молитвенная, так и основная назидательная «нагрузка» у нас приходится на утро, пока свежая голова готова воспринимать сложные темы.
Есть круг классических монашеских текстов, которые необходимо читать, перечитывать, осмыслять и из них черпать руководство к действию. Это поучения аввы Дорофея, Лествица, вопросы и ответы преподобных Варсануфия и Иоанна, творения Иоанна Кассиана Римлянина, Лавсаик, Луг духовный, Эвергетинос. На будничной утрене после первой кафизмы у нас каждый день звучит небольшой кусочек назидательного чтения (две-три страницы). Вышеназванным списком книг мы решили и ограничиться, весь круг нам удается прочитать примерно за 4 года – время, достаточное для того, чтобы снова слушать те же книги, сопоставлять с ними новый жизненный опыт.
В воскресные дни нам очень ценно слышать толковое Евангелие, а на праздники – святоотеческие гомилии, изъясняющие и восхваляющие воспоминаемые события священной истории. Конечно, всем присутствующим очень интересно, кому же посвящена служба, – и житие святого дня читается по третьей или по шестой песни канона. А перед первым часом настоятель читает поучение преподобного Феодора Студита.
Все эти чтения, в общем-то, предписаны Типиконом, и как ни странно, эти вставки отнюдь не делают службу тяжелее – наоборот, в ритм богослужения, вдобавок к стихословиям, пению, прошениям, вплетается очень важный элемент – назидание. Преподобный Силуан Афонский, хотя и был неграмотным, стал весьма наслышан в святоотеческой мудрости и глубоко ее впитал благодаря тем святоотеческим поучениям, которые читались в Пантелеимоновом монастыре.
В целом описание нашей жизни можно было бы ограничить рассказом именно о богослужебном ритме – ибо всю остальную жизнь мы стараемся выстраивать таким образом, чтобы вся братия могла постоянно участвовать в храмовом таинстве.
Хозяйства у нас большого нет, основную заботу составляет поддержание в порядке жилого корпуса. Да и странно было бы создавать сельское хозяйство неумелыми руками городских жителей, имеющих высшее образование и одаренных совсем другими талантами.
При этом принципиальным для нас является то, что обеспечением своих бытовых условий мы занимаемся полностью сами. Братия, включая игумена, служит друг другу и гостям: готовит пищу, моет посуду, убирает в корпусе. Если при этом удается заниматься какой-то творческой созидательной деятельностью, например, переводить святых отцов и издавать их, – слава Богу. Если не хватает на это сегодня времени, – тоже слава Богу, и надеемся, что хватит завтра. Главное, чтобы славословие Богу не прекращалось в храме и по кельям.
Благодарю за внимание и простите.
Скитский патерик. Об авве Алонии. Гл. «Не имей пристрастной любви к людям», ч. I.
IV Вселенский Собор, правило 4.
См. Евагрий Понтийский. «Опровергатель».
Лествица. 1. 21.
Лествица. 1. 25–26.
Гимн 48. Кто есть монах, и какое его делание, и на какую высоту созерцания взошел этот (святой отец). Перевод игумена Илариона (Алфеева)
Софроний (Сахаров), архим. Духовные беседы. Т. 1. Эссекс – Москва: «Паломник», 2003. С 99–100.
Лествица. 26. 104.
Доклад архимандрита Елисея, настоятеля монастыря Симонопетра (Святая Гора Афон) «Смысл и значение келейной молитвы в духовной жизни братии общежительного монастыря » на Собрании игуменов и игумений монастырей Русской Православной Церкви (Свято-Троицкая Сергиева лавра, 8−9 октября 2014 года).
http://monasterium.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=1866&catid=294&Itemid=122
Авва Алоний говорил: «Если человек не скажет в сердце своем: „В мире я один да Бог“, не найдет спокойствия». Этими словами авва Алоний задает высокую монашескую планку – монах должен научиться быть один. С целью научиться быть один на один с Богом отцы и уходили – сначала создавая обители на окраинах селений, потом в близлежащих пустынных местах, а потом уходя и в глубокую пустыню. Уже IV Вселенский Собор говорит, что монахи должны «соблюдать безмолвие и прилежать токмо посту и молитве, безотлучно пребывая в тех местах, в которых отреклись от мира».
Слова аввы Алония свидетельствуют о внутреннем решении. Говоря «есть только Бог и я», человек утверждается в монашеском решении –решении не рассудка, но ума (как его определяли отцы), которое должно оказать влияние и на решение сердца. Авва Евагрий в своей трихотомической антропологии четко выделяет ум в качестве средоточия духовного начала в человеке и проводит разграничение между умом и душой, но в то же время он подчеркивает связь ума и сердца: первый находится во втором. Ум, просвещенный Божественным Откровением и ставший «весь свет», авва Евагрий называет «умом-монахом», в отличие от просто «ума» или «ума человека». Здесь в понятие «ума-монаха» (νους μοναχός) авва Евагрий вкладывает смысл, характерный для первоначального монашества и всей восточной христианской традиции, в которой понятие «монах» (μοναχός) имело смысл не столько «один, одинокий, уединенный» (solus), сколько «единый, цельный» (unus).
Это на латинском Западе в Средние века и в Новое время возобладало преимущественно внешнее понимание монашества как определенного образа жизни. На православном Востоке главным в монашестве было прежде всего внутреннее сердечное расположение, а не внешний образ жизни. Преподобный Иоанн Лествичник говорит о том, что жизнь, подобная монашеской, доступна и христианам, живущим в миру, поскольку она есть прежде всего единство внутреннее, и евангельские идеалы одинаковы для монахов и мирян. Правда, жизнь в миру мало способствует такому «собиранию себя», а потому возникает потребность во внешнем уединении. Но не место и не одежды делают человека монахом, ключевую роль играет устроение его сердца, живет ли там мир со всеми его страстями и мирским мудрованием – или же монах стал действительно непричастен миру, как об этом прекрасно пишет преподобный Симеон Новый Богослов в одном из своих «Божественных гимнов»:
Монах есть тот, кто миру непричастен, Кто говорит всегда с одним лишь Богом, Кто, видя Бога, сам бывает видим, Любя Его, он Им любим бывает И, светом становясь, всегда сияет <...>
И вот, после такого поэтического описания идеала монашеской жизни, мы понимаем, насколько далеко мы от него отстоим, и задаемся вопросом: как в наших конкретных обстоятельствах мы можем приблизиться к этому святоотеческому идеалу, где коренятся проблемы наших обителей и как эти беды исправить?
Попробуем рассмотреть некоторые особенности монастырской жизни, которые обуславливаются нахождением монастыря в большом городе – или, наоборот, вдали от всяких поселений.
Те городские монастыри, которые сейчас существуют, создавались или в пустынной местности, или на окраине города, но никак не среди городской толчеи – и только с течением времени вошли в черту города. Основатели монастырей вряд ли могли вообразить, какое огромное количество людей будет проходить у стен и входить в ограду монастыря. Ритм большого города заставляет монастырь сообразовываться с ним. Это касается и состава богослужения, и времени его совершения, и доступности монастыря для паломников, и той меры внимания, которую братия уделяет прихожанам. Всё это накладывает отпечаток не только на внешнюю жизнь монастыря, но и на внутреннее устроение его насельников.
Подчас в силу очень многих внешних впечатлений большой монастырь отнимает у человека силу молиться. Душа направлена на многое и внешнее, и даже если человек находит время на молитву в келье, его душа переполнена и рассеяна из-за внешних впечатлений. Такое состояние излишнего возбуждения может быть вызвано не только общением с мирскими, но и даже с многочисленной братией.
Быть может, это приноровление к ритму большого города не всегда обусловлено объективными причинами. Из истории мы знаем и о столичном Студийском монастыре, запиравшем свои ворота на Великий пост, и о Троице-Сергиевой лавре, где далеко не всегда паломники могли попасть на богослужение вместе с братией.
Из-за того, что часто монастырь слишком широко открывает свои двери, возникает ощущение потребности в жизни – если уж не более внимательной, то хотя бы по внешним формам более уединенной.
Наша кириархальная обитель – Данилов монастырь – является в полном смысле слова городским монастырем. И даже учитывая то, что у обители уже имелись два скита (в которых уделяется большое внимание сельскому хозяйству и социальному служению), шесть лет назад было принято решение создать новый скит, где была бы возможна более уединенная жизнь. Шесть лет нашей жизни – не очень большой, но и не малый срок, так что позвольте поделиться нашим опытом. Мы не пытаемся предлагать кому-либо рецепты или решения, но просто с благословения священноначалия рассказываем, как обстоят дела у нас.
Целью основания скита было создание монашеской общины, жизнь которой строится в соответствии с богослужебным уставом и общежительными монашескими правилами. Центром жизни скита является храм, и богослужение задает ритм и распорядок дня. Есть такая пословица: «Поставь Бога на первое место, тогда всё остальное тоже встанет на свое место».
У нас нет жестко прописанного устава и ничего похожего на армейскую дисциплину. Но при этом есть некоторые моменты, которые очень важны для нас, и которые, как нам представляется, помогают созиданию нашего братства. Нам очень близки слова старца Софрония (Сахарова), который пишет: «Помня апостола Павла, который гениально постиг невозможность никакого писаного закона для человеческого духа, и, с другой стороны, пример преподобного Силуана <...>, я не стал заботиться об уставах при организации нашей жизни. Есть какой-то минимум: скажем, надо в одно и то же время молиться, лучше в одно и то же время и питаться, так же – и в труде. А иначе – полный развал, так как очень трудно организовать вообще физиологическую жизнь человека. Я решил исходить из данных опыта наших великих отцов, что два часа молитвы внимательной – это есть мера совершенных. Вот почему я предложил братьям два раза в сутки по два часа этой молитвы».
И в нашей маленькой обители братьям предлагается два часа умной молитвы – в келье, до начала полунощницы, пока всё окружает тихое безмолвие и ночь в своем течении достигла середины (ср. Прем. 18:14), пока ум не рассеян внешними впечатлениями, пока не пришли «похитители» и не окрали нас от начатков приношения Богу.
Келейный канон – очень важная часть дневного расписания, и для нас принципиально, чтобы келейное правило не переносилось ни на утро, ни на день, ни тем более на вечер. Как пишет преподобный Иоанн Лествичник, «Есть между злыми духами бес, называемый предваритель, который тотчас по пробуждении является искушать нас, и оскверняет первые наши мысли. Посвящай начатки дня твоего Господу; ибо кому прежде отдашь их, того они и будут. Один искуснейший делатель сказал мне сие достойное внимания слово: „По началу утра, – говорит он, – предузнаю я все течение дня моего“».
Об этом же пишет и отец Эмилиан Симонопетритский: выполнив свое келейное правило, человек уже на богослужение приходит подготовленным, тем более на Литургию. И отец Елисей Симонопетритский вторит ему: «Когда монах достаточно укоренен в церковном предании, его не сотрясают трудности, с которыми он сталкивается во время молитвы, и он скорее черпает радость от своего смиренного борения. Когда же в конце ночи звучит колокол в церковь, он выходит из кельи, чтобы встретить братий как подвизавшийся в добром подвиге и гордый даже своими поражениями. В час, когда братия снова собираются на молитву, каждый приносит свою ночную брань как некое приношение, которое будет предложено вместе с дарами Божественной Евхаристии на жертвенник».
Отметим здесь, что келейное правило у нас – это не чтение трех канонов и других священных текстов, а молитва Иисусова. «Безмолвнику в ночное время должно упражняться более в молитве, нежели в псалмопении».
Утреннюю молитву мы стараемся закончить до начала суеты, телефонных звонков, приезда ожидаемых или нежданных гостей. Начиная правило в 2 часа ночи, к 4 мы собираемся на полунощницу, после нее – утреня и если есть – Литургия, которая заканчивается примерно к 9 часам.
В проекте «Положения о монастырях и монашествующих» говорится о том, что монастырь – это евхаристическая община, и очень важным мы осознаем совместное причащение всего братства – и причащаемся каждое воскресенье и каждый четверг. В регулярности причащения братий должен быть тоже порядок, конечно, не нарушающий необходимую степень свободы.
Вечер у нас состоит из вечерни, ужина и повечерия, и у братий есть еще немного времени побыть наедине в келье, почитать. Впрочем, как основная молитвенная, так и основная назидательная «нагрузка» у нас приходится на утро, пока свежая голова готова воспринимать сложные темы.
Есть круг классических монашеских текстов, которые необходимо читать, перечитывать, осмыслять и из них черпать руководство к действию. Это поучения аввы Дорофея, Лествица, вопросы и ответы преподобных Варсануфия и Иоанна, творения Иоанна Кассиана Римлянина, Лавсаик, Луг духовный, Эвергетинос. На будничной утрене после первой кафизмы у нас каждый день звучит небольшой кусочек назидательного чтения (две-три страницы). Вышеназванным списком книг мы решили и ограничиться, весь круг нам удается прочитать примерно за 4 года – время, достаточное для того, чтобы снова слушать те же книги, сопоставлять с ними новый жизненный опыт.
В воскресные дни нам очень ценно слышать толковое Евангелие, а на праздники – святоотеческие гомилии, изъясняющие и восхваляющие воспоминаемые события священной истории. Конечно, всем присутствующим очень интересно, кому же посвящена служба, – и житие святого дня читается по третьей или по шестой песни канона. А перед первым часом настоятель читает поучение преподобного Феодора Студита.
Все эти чтения, в общем-то, предписаны Типиконом, и как ни странно, эти вставки отнюдь не делают службу тяжелее – наоборот, в ритм богослужения, вдобавок к стихословиям, пению, прошениям, вплетается очень важный элемент – назидание. Преподобный Силуан Афонский, хотя и был неграмотным, стал весьма наслышан в святоотеческой мудрости и глубоко ее впитал благодаря тем святоотеческим поучениям, которые читались в Пантелеимоновом монастыре.
В целом описание нашей жизни можно было бы ограничить рассказом именно о богослужебном ритме – ибо всю остальную жизнь мы стараемся выстраивать таким образом, чтобы вся братия могла постоянно участвовать в храмовом таинстве.
Хозяйства у нас большого нет, основную заботу составляет поддержание в порядке жилого корпуса. Да и странно было бы создавать сельское хозяйство неумелыми руками городских жителей, имеющих высшее образование и одаренных совсем другими талантами.
При этом принципиальным для нас является то, что обеспечением своих бытовых условий мы занимаемся полностью сами. Братия, включая игумена, служит друг другу и гостям: готовит пищу, моет посуду, убирает в корпусе. Если при этом удается заниматься какой-то творческой созидательной деятельностью, например, переводить святых отцов и издавать их, – слава Богу. Если не хватает на это сегодня времени, – тоже слава Богу, и надеемся, что хватит завтра. Главное, чтобы славословие Богу не прекращалось в храме и по кельям.
Благодарю за внимание и простите.
Скитский патерик. Об авве Алонии. Гл. «Не имей пристрастной любви к людям», ч. I.
IV Вселенский Собор, правило 4.
См. Евагрий Понтийский. «Опровергатель».
Лествица. 1. 21.
Лествица. 1. 25–26.
Гимн 48. Кто есть монах, и какое его делание, и на какую высоту созерцания взошел этот (святой отец). Перевод игумена Илариона (Алфеева)
Софроний (Сахаров), архим. Духовные беседы. Т. 1. Эссекс – Москва: «Паломник», 2003. С 99–100.
Лествица. 26. 104.
Доклад архимандрита Елисея, настоятеля монастыря Симонопетра (Святая Гора Афон) «Смысл и значение келейной молитвы в духовной жизни братии общежительного монастыря » на Собрании игуменов и игумений монастырей Русской Православной Церкви (Свято-Троицкая Сергиева лавра, 8−9 октября 2014 года).
http://monasterium.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=1866&catid=294&Itemid=122