понедельник, 28 апреля 2014 г.

В память вечную (из монастырской летописи)

Схимонахиня Мария 1994 г.
"Монастырские стены для монаха — защита. Все, кто жил в монастыре, знают об этом, прочувствовали на себе. Каким бы духовно сильным не был инок, вне стен монастыря ему не устоять, разве что по послушанию. Когда я служил в Преображенском соборе и жил на ул.Ремизной, хозяйство вела монахиня Марина.
И хотя она перенесла тяжелую операцию, Господь за то, что она решила помогать духовному отцу, давал ей силы и здоровье. Много пришлось ей потрудиться: паломники приезжали каждый день по 10-15 человек, всех надо было накормить, спать уложить, в доме убрать. И огород был на ней, и в церковь надо сходить, и правило вычитать, а оно у нее большое. И всегда у нее на лице улыбка была. Господь дарует радость тем, кто не жалеет своего здоровья, сил для ближних. Когда открылся монастырь, она стала одной из первых насельниц, несла послушание в алтаре. И вдруг случились неурядицы в ее семье — искушение у домашних. Она выехала на время и задержалась. Вне стен монастыря болезнь ее прихватила. Пришлось ей под Рязанью остаться, подняться она уже не могла. Приехали мы к ней, поговорили и дали благословение постричь в схиму. Каждый день ее причащали, и когда ее душа отошла ко Господу, матушки из монастыря приехали проводить ее в последний путь. Многие ее знали и любили, молились о ней. Монах в монастыре — как рыба в воде, ему и стены помогают, а как вышел — жди искушений и напастей". 


До Иоанно-Богословского монастыря мы добрались часам к 7 вечера. Встретил отец Кирилл и проводил всех в нижний храм-усыпальницу, где покоятся мощи трех настоятелей монастыря. Справа от алтаря стоял гроб схимонахини Марии. На стене храма — икона Владимирской Божией Матери, которая недавно на глазах монахов стала источать слезы.

У гроба постоянно читалась Псалтирь. Сестры сос­тавили череду и всю ночь читали, сменяя друг друга.

Утром тело перенесли в храм св. ап. Иоанна Богослова. Нас благословили петь литургию. Во время Херувимской песни на Великом входе, когда поминают Патриарха, епископа, настоятеля и братию, иеромонах возгласил: “Новопреставленную приснопамятную схим. Марию да помянет Господь Бог во Царствии Своем всегда, ныне и присно и во веки веков”. И потом: “Вас и всех православных христиан да помянет Господь Бог во Царствии Своем” — у Бога нет мертвых, у Него все живы.

Отпевание пели вместе и наши сестры, и братия монастыря. Все было совершено по Уставу, с благоговением. Под пение стихир вынесли гроб из храма и провожали до могилы. Могилку для матушки выкопали возле алтаря Успенского храма рядом с братской могилой монахов. На кресте ее написали: “Христос Воскресе!”

После поминальной трапезы монах о. Паисий и иеродиак. о. Кирилл рассказали о схимонахине Марии.

Все эти 9 месяцев она исповедовалась и причащалась через день, а иногда и каждый день. Чаще всего приходил причащать игумен Амвросий.

Недели за три до смерти она говорила, что приходят к ней два воина на конях с копьями, один на белом, другой на черном коне. Еще что-то хотелось ей рассказать, но, видимо, Господь не допускал: это было утешение для нее одной. Предсмертная ее болезнь началась в день вмч. Феодора Стратилата и длилась 12 дней. Отец Кирилл говорил, что она все хотела умереть раньше, чем начнутся гонения, говорила, что не выдержит мучений, а сама умерла как мученица.

Когда матушке Марине стало плохо, по ее просьбе сообщили из Иоанно-Богословского монастыря, что она хотела бы проститься с батюшкой. Он приехал. Ма­тушка попросила у него прощения, у всех сестер и просила молиться о ней, а в конце добавила: “Когда придет время, вам позвонят”. Отец Амвросий эти ее слова снял на видео. В монастыре показал матушкам. Все стали мо­литься. А когда она отошла ко Господу, приснилась одной из послушниц, тоже Марине. Та ее спрашивает: “Ну, как там, матушка?”

Мать Марина, вся в черном, очень серьезная и строгая, сказала: “Вы не представляете, как строго там спрашивают. Даже со святых, не говоря уж о нас, грешных”.

4 августа. Св. равноап. Марии Магдалины. В 10 ч. утра в Москве в больнице умерла монахиня Мария (Галина Львовна Левинсон) — батюшкина духовная дочь и постриженица. Около месяца за ней ухаживала наша сестра ин. Галина Попова.


Монахиня Мария  1995 г.
"Галина Львовна раньше часто говорила: “Я родилась в год собаки”. Это все языческое, но она себя еще в Почаеве показала верной. Месяцами жила около Лавры, каждый день приходила на службу. Уедет в Москву, поживет месяц и опять в Почаев. Когда я жил в Струнино, как-то она провинилась (это у нее частенько бывало). А тут приехал Сережа, который был со мной в горах, он тоже в чем-то провинился, я дал им епитимию — чистить на улице туалет. Они по ступенькам спускались вниз в выгребную яму, вычерпывали содержимое ведрами, ведра передавали друг другу и относили на огород. Была весна, тепло, а тут такие запахи. Сережа тащил ведро, отворачивал голову, а потом отбегал в сторону — отдышаться. С трудом, но вычистили. Сергей после такой чистки весь флакон одеколона на себя вылил. Еще не успели дух перевести, а я говорю: “Галина Львовна, срочно на электричку и в Москву”. (До электрички 10 минут). Она: “Как, я еще грязная”. — “По послушанию”. Она наспех обулась, схватила сумку и в Москву. Успела, только в электричке от нее все отворачивались, так она “благоухала”.

Постоянно приучал ее к послушанию. Так было и в Жарках. Захожу: “Львовна, собирайся”. — “Куда?” — “Домой”. Она никогда заранее не знала, когда ей придется уезжать, но слушалась. Правда, не во всем. И дома, и в Жарках ее любимое место кухня. Постоянно после обеда и до обеда что-нибудь перехватит. Целый день рот не закрывался: то чай, то кофе, то огурец соленый, то яблоко... И я каждый раз ей говорил: “Львовна, выйдет это все боком, нельзя много есть”. Она отвечала: “А если брюхо просит, ему не прикажешь”. — “Просто ты брюхо приучила, разбаловала”. Пришли и плоды непослушания. В 1990 году ей сделали операцию — сделали отвод из кишечника в бок.

Раньше она часто спрашивала: “Когда Вы меня пострижете в мантию?” Говорил: “На смертном одре”. И свое слово сдержал. Перед операцией постригли ее в мантию с именем Мария. Это имя ее матери".

Врачи удивлялись, говорили, что у них никогда не было такой больной. Постоянные кровотечения, на теле появились пролежни, все болело так, что нельзя дотронуться, но никто не слышал от нее ни ропота, ни капризов. В таком тяжелом состоянии она еще шутила и поддерживала других. Знала, что умирает, и спокойно готовилась к смерти. Постоянно причащалась. Ин. Галина удивлялась, почему ее взяли в больницу. Обычно таких не берут, оставляют умирать дома, а ее взяли.

Когда больные, лежащие с ней в палате, тоже умирающие, увидели, что к ней приходит священник, стали просить: “Мы тоже православные, тоже хотим причаститься”. Узнали и в других палатах. Очень многие, благодаря м. Марии, перед смертью покаялись и причастились Св. Таин. Матушка Мария последний раз причастилась накануне в 3 ч. дня. Потом она не могла уже ни с кем разговаривать, стала отходить. В 10 ч. утра следующего дня она отошла ко Господу. И сразу же Господь послал священника, прочитали отходную.

О. Сергий Конобас взял на себя заботы о погребении и пожелал похоронить матушку у себя на приходе под Москвой. Сначала он боялся заносить тело в храм: “У меня тут важные особы бывают. Будет запах, будут неприятности”. Но потом совесть подсказала ему, что нужно занести гроб. Всю литургию и отпевание по монашескому чину гроб стоял в храме, и никто не почувствовал запаха тления. О. Сергий был этим так поражен, что, когда вышел на проповедь, не мог говорить, стал плакать. Все в храме плакали.

Матушка Мария окончила Литературный институт, работала журналистом. Она записала и отредактировала первую часть батюшкиной книжки “Призвание”. Теперь в монастыре эту работу продолжила ин. Марина Смирнова. Книжка была уже сдана в типографию, и 4 августа, в день смерти м. Марии, Марина привезла первый сигнальный экземпляр. Его подарили м. благочинной в день ее Ангела.


Игумен Афанасий  1998 г.
24 ноября отошел ко Господу игумен Афанасий (Мацюк).

Все дни нашей жизни на земле даны нам Богом только для подготовки в вечность. Для человека, верующего в Бога, смерти нет. Смерть — это сон, переход в поту­сторонний мир, в вечность.

Когда умирает монах и его облачают, чтобы положить в гроб, то сначала надевают рубашку, в которой он постригался, потом параман (означающий крест, который берет на себя инок, обещая следовать за Христом), подрясник, рясу и мантию. Оторочка мантии шириной в десять сантиметров разрезается по всей длине снизу доверху. Получаются две длинные ленты, и этими лентами крестообразно обвивают тело монаха, и он лежит, как спящий новорожденный младенец, обвитый пеленами. Это образ временного успения и образ рождения в новую жизнь. На ногах усопшего ленты связываются крес­тообразно в узел, и тело погребают в могилу до всеобщего Воскресения. Душа человека находится уже не в теле. Она переходит в потусторонний мир.

Я познакомился с отцом Афанасием в 1984 году, когда он приехал в с. Жарки. Мы делали ремонт в храме. Вместе с ним убирали Престол. Он запомнился тем, что физически был очень крепким, сильным. Дочь его Пелагия работала при храме в г. Юрьевце, читала и пела, и часто к нам приезжала. Вся жизнь о. Афанасия была связана с Почаевской Лаврой, с приходами на Украине.

Год тому назад о. Афанасий вместе со своей матушкой приехал к нам и попросил монашеского пострига. Было все готово, и мы их постригли. Так он оказался в нашем монастыре. Если бы он оставался на месте своего служения, где на десятки километров нет храма, то не имел бы возможности вовремя пособороваться и причаститься, находясь на смертном одре. Окончить жизнь в монашеском чине — это великая милость Божия. Везде Господь промыслительно совершает наше спасение.

Как-то о. Афанасий поведал мне о себе такую историю. Когда он был еще маленьким и учился в школе, грамота никак ему не давалась. Как-то надо было решать задачу, а подсмотреть у кого-нибудь не получалось. Он сидел за партой и говорил: “Господи! Какой же я безтолковый, ничего не понимаю!” А для Господа самая главная мудрость — это смирение. И в тот момент, когда он так подумал, что-то изменилось и ему открылось то, что находится за пределами нашего сознания. Он не только знал и понимал предмет лучше, чем учительница. Он даже видел, как рыбы в реке плавают, видел и слышал, о чем говорят и что делают живущие в селе люди, знал, что происходит в лесу, где какой зверь прячется. И стал думать: “Какой же я теперь ученый, все я теперь понимаю, все знаю, теперь уж, наверное, я всех посрамлю”. И вдруг опять что-то изменилось, и все закрылось. Снова он сидел за партой и ничего не знал. Вот так Господь ему открыл, что самая главная мудрость — это смирение, и самое лучшее состояние — ничего не знать, потому что многие от большого знания отошли от Бога, возгордились. Это самое что ни на есть страшное.

В другой раз он рассказывал: “С юности любил я в церковь ходить. Она находилась далеко — в десяти километрах от дома. И вот однажды я выхожу на улицу, а там ветер, дождь. Думаю: пока я эти десять километров пройду, буду весь мокрый, могу простудиться и заболеть. Зашел домой, снял плащ. А душа так болит! Как же без меня будет проходить богослужение? И в такой тревоге я не мог находиться. Думаю: пусть простыну, надену плащ, пойду. Вышел на улицу, и вдруг — машина, меня под­везли.

Поднимаюсь на паперть храма, слышу: в храме служба идет, и пение такое необыкновенное, прекрасное, какого никогда в жизни не слышал. Захожу в храм. Вижу старенького священника, который на воздухе стоит, вокруг него сияющий свет. Вижу: пономарь выходит, он всегда стучал большими сапогами, теперь он идет по воздуху. Мужчина с деревянной ногой стоит на воздухе, и все люди, и хор на воздухе. И такое песнопение благодатное, небесное. Я удивился и вдруг слышу голос: “Афанасий! Так бывает всегда, когда совершается Божественная литургия”. И мигом все прекратилось. Вижу того же священника, стоящего у Престола, и наш хор поет, как пел раньше, и тот же пономарь в стихаре и больших сапогах, и мужчина стучит протезом по храму— все на своих местах, никакой перемены нет”.

Господь еще многое ему открывал. Он мог видеть будущую загробную участь людей из своей деревни. Однажды увидел колхозного кузнеца, лежащего на раскаленной плите, и нельзя было оторвать его от этой плиты. Кузнец уже был готов для ада: постоянно пил, матом ругался. “Я, — говорит отец Афанасий, — когда его увидел, подумал: как страшно! А через неделю кузнец повесился”.

Божественная литургия является тем главным центром в нашей жизни, где происходит единение Бога с че­ловеком. Отец Афанасий, живя у нас в монастыре, ни одного воскресного богослужения, ни одного праздника не пропустил, хотя из-за своей болезни испытывал неимоверные страдания. Облачался, причащался, при этом с трудом передвигался по алтарю. Зашел я к нему в последний раз и говорю: “Отец, терпи до конца. Когда тебе трудно будет, будет невыносимая боль, вспоминай в это время Христа, Который за наши грехи страдал на Кресте, и тебе станет легче. Придешь завтра в церковь причащаться?” Он очень хотел, но не было сил. Все-таки его принесли в алтарь, и он лежал на носилках в алтаре последнее воскресенье в своей земной жизни. И мы причастили его. Умирал отец Афанасий, когда мы находились в Москве. Позвонили из монастыря, и я передал ему слова старца Силуана о том, что если духовный отец скажет уми­рающему: “Иди, чадо, в Царство Небесное и зри Гос­пода”, то будет ему по слову духовника. Как только эти слова сказали отцу Афанасию, он вздохнул, и душа его отошла в вечность.

Душа отца Афанасия в день Причастия разлучилась с телом, и прекратились все страдания, которые она испытывала. Кончина добрая, христианская. Святые отцы говорят, что души людей, которые искренне каются, живут свято, в день смерти причащаются, не проходят воздушных мытарств. А злые духи только в отчаянии кричат: “О человек! Какой ты чести сподобился от Бога, как ты избавился от наших мучительских рук!” Царство Небесное и вечный покой нашему игумену Афанасию.


Монахиня Александра  2001 г.

18 декабря в 4 часа ночи отошла ко Господу монахиня Александра — мама ин.Валентины Шпиль. В монастыре 12 раз ударили в било, сестры в келиях сделали по 12 зем­­ных поклонов.

Матушка Александра тяжело страдала от рака, 9 месяцев провела она в монастыре. Первое время, пока могла ходить, посещала все церковные службы. Потом слегла. Жестокие боли не давали спать ни днем, ни ночью. Но матушка Александра все терпела, принимала с бла­годарностью Богу. От всякой медицинской помощи и обезболивающих средств она отказалась. Говорила: “Господь меня очищает. Только бы вытерпеть все. Я ведь такая злая, раздражительная!”

Последний месяц причащали ее каждый день, часто соборовали. Сестры и прихожане помогали Вале, дежурили у постели по очереди. И никто ни разу не услышал от нее ни слова ропота, ни жалобы. Порой только вздохнет, скажет:”Как мне жалко вас, что вы за мной уха­живаете! Спаси вас Господь и Матерь Божия!”

До самой последней минуты, хотя уже не могла го­ворить, но устами безгласно повторяла: “Слава Богу!”

Причастили ее в час ночи, а в 4 утра матушка Александра отошла ко Господу. Сестры до последней минуты были рядом с ней, видели таинство смерти. Как просветлело ее лицо, засияли глаза — она была уже в ином мире: три раза вздохнула и ушла. Так умирают праведники, и присутствующие сестры это по­чувствовали: стало легко и радостно, как будто вместе с ее душой взлетели к небесам и наши.

Сразу же отслужили в келии литию, а после того, как облачили тело, — панихиду. Гроб с телом перенесли в храм и снова отслужили литию.

После литургии и панихиды сестры в последний раз попрощались с матушкой Александрой, и гроб с пением вынесли из храма, чтобы везти на Романовский скит. Там на 3-й день было совершено погребение. Приехали три дочери матушки.

Вся жизнь ее была подвигом труда и молитвы. Всех своих детей она воспитала в благочестии и страхе Божием. Двух дочерей, умерших в молодом возрасте, проводила в вечность с покорностью воле Божией, благодаря за все Его милосердие. Всю жизнь она, чем могла, служила больным и умирающим, любила Церковь Божию, трудилась от зари до зари.

Батюшку Амвросия — своего будущего духовного отца — видела во сне, когда еще ничего не слышала о нем. Знала наперед, что ее дочь Валентина будет в мо­настыре.

Господь сподобил матушку Александру умереть в мо­настыре, напутствуемой Святыми Таинами и молитвами духовного отца, всех братий и сестер.

И для нас послал ее Господь в назидание, чтобы научить нас мужеству, терпению и благодарению.

курсив - текст архимандрита Амвросия (Юрасова)


Монахиня Руфина   2002 г.

Жизнь монаха протекает незаметно для мира, внешне безславно и, как может показаться, безсмысленно: ежедневные службы, долгое молитвенное правило, однообразные и порой тяжелые труды послушания, бдения и посты. И лишь со смертью открывается неземная красота этого незаметного подвига, подвига любви и молитвы за весь мир.

8 апреля в день празднования Собора Архангела Гавриила на Преображенском скиту отошла ко Господу монахиня Руфина. Матушка подвизалась в монастыре с самого его основания, своими трудами и молитвами вместе с другими заложив как бы его духовный фундамент.

Мы читаем книги о древних преподобных отцах и женах, удивляемся их подвигам. Но как радостно и в то же время как страшно вдруг осознать, что святой человек жил среди нас, так близко и так незаметно.

Монахиня Руфина (в миру Раиса Антоновна Булатова) родилась 26 июля 1932 года в Кировской области. Пережила голод и войну, была замужем, родила двух сыновей. После смерти мужа переехала в г. Днепропетровск, где устроилась работать кладовщицей в Троицком соборе. Уже тогда ее жизнь была подвижнической: все свободное время, особенно ночи, она отдавала молитве, спала урывками очень мало, а весь день проводила в трудах и заботах по храму, всем старалась помочь и сделать что-то доброе, как могла.

По благословению духовника она в течение 30 лет соблюдала строгий пост круглый год, совершенно отказавшись от скоромной пищи, а по средам и пятницам не вкушала ни хлеба, ни воды.

Летом 1992 г. Раиса Антоновна приехала в монастырь. Батюшка сразу принял ее в число сестер и дал послушание на Преображенском скиту в с. Доронино Тейковского р-на. Тогда это было пустое поле, окруженное лесом, полуразрушенный храм и два деревянных дома, в одном из которых жили сестры, а в другом помещалась кухня и ночевали рабочие. Сестре Раисе благословили трудиться на кухне. Пережив голод и военное время, она привыкла беречь каждую крошку хлеба. У нее не пропадало даром ничего, и даже из полевых весенних трав и, на первый взгляд, несъедобных грибов она умела приготовить вкусные блюда. Часто, окончив мыть посуду уже заполночь, она с молитвой садилась чистить мелкую картошку или стебли травы-борщевика для завтрашнего обеда и ложилась спать только под утро. Рассказывала монахиня, которая трудилась с ней на кухне, что она никогда не позволяла ей вымыть пол, но всегда делала это сама, считая, что по своим грехам должна выполнять самую низкую работу.

В апреле 1995 г. в монастыре был совершен первый постриг в мантию. В числе других Владыка постриг послушницу Раису с именем Руфина.
Последние пять лет своей жизни м. Руфина по благословению духовника несла сугубый подвиг молитвы за весь монастырь, каждую ночь прочитывая всю Псалтирь с поминанием. К этому послушанию она относилась с особенной любовью и ревностью, и только когда стала сильно болеть, согласилась, чтобы часть кафизм вычитывали другие. Насельницы скита рассказывали, что проходя мимо освещенного окошка храма, где м. Руфина читала Псалтирь, они часто видели ее улыбающейся. Молитва была ее жизнью, радостью, пищей души.

Проводя все ночи во бдении, м. Руфина не позволяла себе пропустить ни одной службы. Только по окончании литургии она часа 2–3 отдыхала до звона на общую трапезу. А после обеда спешила на послушание - туда, где нужна была помощь: убирать в храме, перебирать картошку или заготавливать грибы на зиму…

Эта строгость к себе и стремление помочь другим казались чем-то обычным, воспринимались как должное. Сама же матушка считала себя великой грешницей, ей и в голову не могло придти, что она совершает что-то особенное.

После ее смерти сестры нашли под подушкой камень, который она подкладывала под голову, борясь со сном.

Никто не слышал, чтобы она осуждала других, любопытствовала или роптала. От нее исходила тихая радость и мир, и каждая сестра думала, что матушка любит ее больше всех. В этом году в Прощенное воскресенье по окончании вечерни, когда сестры уже шли из храма, м. Руфина вдруг обернулась к своим спутницам, лицо ее просветлело, и она сказала: «Нет такого человека на нашем подворье, которого бы я не любила. Я всех люблю!»

Поминальные списки она старалась читать очень внимательно, говорила: «Ведь мы ради этого и Псалтирь читаем: ради людей».

М. Руфина знала о своей близкой смерти и как-то сказала одной из сестер: «Я скоро умру. Я буду умирать, как моя мама. У меня такая же болезнь. Только ты никому не говори об этом». Она никому не жаловалась, не обращалась к врачам и не принимала лекарств. Соборовалась и причащалась каждую неделю. Превозмогая боль продолжала ходить на службы и нести послушание.

Только две ночи до своей кончины от сильных внутренних болей она не могла читать Псалтирь. Только два дня не была в храме на литургии. В эти дни ее причащали в келье. Тихо отошла ее душа туда, куда она стремилась всей любовью своего сердца…

Отпевание совершали соборно пять священников. По окончании чинопоследования священники в полном облачении вынесли на своих руках гроб м. Руфины и опустили его в могилу. У всех присутствовавших на отпевании на душе была пасхальная радость. Господь даровал нам вкусить частицу той радости и успокоения, которых, мы верим, сподобилась светлая душа м. Руфины, понесшая на земле столько трудов и страданий и исполнившая евангельскую заповедь о любви к Богу и ближнему.

м. Евстолия (Егорова)



Схимонахиня Нектария   2009 г.


1995г. «За 4 года, что существует монастырь, выро­сло число сестер, больше ста их стало. Десять монахинь, 34 инокини, остальные - послушни­цы. Во все времена, желающий принять мона­шество, проходил в монастыре несколько ступе­ней: послушничество, рясофор, монашество, и высшую ступень - схима. Низшие ступени осваи­вают многие, но не все удостаиваются милости принять великую схиму.

У нас монастырь молодой, потому схимниц не было. Приехал к нам служить иеромонах Сера­фим, а с ним - его бабушка Наталия. Немного по­жила послушницей в монастыре и тяжко заболела, была при смерти. Боялись мы, что умрет такая бла­гочестивая, тихая бабушка, обратились к правяще­му архиерею: можно ли постричь ее в схиму, он и благословил. Собрались все сестры, и на смерт­ном одре мы ее постригли. Дали имя Нектария. Во время пострига она радостно, по-детски со всем соглашалась, обещала слушаться и соблюдать, дан­ные ей пред Богом обеты. Я ей, шутя, сказал: «Ну, мать Нектария, может Господь даст, еще лет 10 проживешь». И она сразу после этого стала быстро поправляться. Начала вставать, потихоньку ходить, в теперь первая приходит в церковь, последняя уходит; служит примером для молодых сестер…»



День Победы (из газеты) 

Приближается День Победы. И, конечно, среди окружающих нас есть ветераны, есть люди, которых непосредственно коснулась война. Схимонахине Нектарии (в миру - Наталии), насельнице нашего монастыря, было к началу войны 28 лет...

... Во время войны Киевская область была оккупирована, молодых угоняли в Германию. Забрали и Наталию. Людей погрузили в вагоны, охраны было немного. Наталия решила бежать. Улучив удобный момент, она собралась прыгать на ходу поезда, но от страха не могла разжать руки. Какое-то время она болталась в воздухе, намертво вцепившись в поручень... Приземление было удачным. Но куда идти? Пришлось возвращаться в родное село. Там через непродолжительное время ее обнаружили и снова отправили на сборный пункт. Погрузили молодежь в «телячьи вагоны». Во время пути двое хлопцев - подростков ухитрились открыть дверь, и по очереди спрыгнули. Наташа не растерялась, выпрыгнула из вагона вслед за ними. Она ударилась головой и сильно расшибла колено. Беглецы долго брели по лесу. Увидев большой дуб, под которым не было снега, решили заночевать на этом месте. Наутро Наташа не могла встать - ушибленная нога задеревенела. Мальчики ее подняли и несли на руках, пока ей не стало лучше. Наконец добрались до какого-то села. Их приняли в хату. Хозяйка, увидев кровавую рану Наташи, всплеснула руками и куда-то побежала. Вернулась с немцем. У Наташи все внутри похолодело... Но произошло что-то странное. Немец сделал ей перевязку и ушел. Не знала, как Бога благодарить за такую милость. После небольшого отдыха отправились дальше. В одном месте путь преградила широкая река. Лед уже был тонкий, натерпелись страху, пока переползли ее на животе. В своем селе Наталии пришлось прятаться на чердаках. Однако полицай - из местных, ее заметил, арестовал. Но девушка не сдавалась - она вновь и вновь делала попытки бежать - до двенадцати раз. Ловили, сажали в тюрьму, но Господь особо хранил Наталию, - она осталась жива, несмотря на такое сопротивление властям. Все разрешилось, когда приехала из Киева со своим ребенком младшая сестра. Она решила ехать в Германию вместо Наталии, оставив ей ребенка. Впоследствии она уже не вернулась в СССР - живет в Америке. А Наталия после войны переехала в Киев. И что с такой силой удерживало молодую, сильную девушку на Родине, давая ей настойчивое желание и возможность избавления? Семья? Но родители, брат и сестра лежали в могиле, а сама Наталия была одинока... Нежелание ехать в плен, быть может, на верную смерть? Но куда опаснее постоянно совершать побеги...

Родная сельская церковь, в которой пел на клиросе отец, приучивший своих детей соблюдать посты и почитать праздники усердными молитвами? Но она была разрушена в годы гонений. Наверное, был о Наталии особый промысел Божий. Видно, суждено ей было переехать после войны в Киев, выйти замуж, вырастить внуков... Казалось бы, что еще? Вполне достойное завершение жизненного пути. Однако Господь через многие скорби, голодные годы лихолетий, смертельные опасности готовил ей что-то особое. У нее была крепкая вера. Над Церковью глумились, а Наталия ходила в храм и соблюдала посты. В школе пропагандировали атеизм, а она воспитывала детей в православии.

Новый этап ее жизни начался в конце 70-х гг. после поездки - паломничества с дочерью и внучатами в Почаевскую Лавру, где они познакомились с о. Амвросием. Когда открылся Свято-Введенский монастырь, Наталия приехала к внуку - иеромонаху Серафиму, который служил в нашем монастыре. Дали ей послушание сторожа - дежурить на ночной вахте. В одну из ночей матушка почувствовала себя плохо. Вернувшись в келью, потеряла сознание. Болезнь была тяжелой. Архимандрит Амвросий решил постричь умирающую в схиму - высший монашеский чин (немногие могут его сподобиться). Дал ей имя Нектария. Вот к чему готовил ее Господь. Матушка неожиданно пошла на поправку, стали ее носить в храм на стульчике. Потом и совсем окрепла… Она матушкам подавала пример - раньше всех приходила на службы. Подходят сторожа открывать храм - а она уже стоит у дверей. И в келье м. Нектария любила молиться - затеплит лампадочку перед иконой, раскроет Псалтирь. Глаза уже слабые, так она возьмет лупу и чуть не по складам читает.

Сейчас схимонахине Нектарии 95 лет, года и немощь не дают ей возможности встать с постели, но она продолжает молиться. Помянет в молитве к Богу и убиенных на поле брани воинов, и всех православных христиан...