Многострадальный человек, но при этом необычайно благожелательный и счастливый. «Мир, превосходящий всякий ум», – вот его жизненное кредо. Это сразу заметно. Он был еще совсем маленьким ребенком, когда на его глазах мятежники хунты схватили его мать и сестру – и через несколько минут последовали выстрелы. Больше он их не видел, но в его сознании навсегда отпечатались и миг разлуки с ними, и их лица, и события их совместной жизни. Мать и сестру выдал из ненависти отец, который потом куда-то исчез. А его детская душа оказалась искалеченной на долгие годы. Его отправили в детский приют, и там он освоил ремесло чистильщика обуви. И вот в один счастливый день он встречает в Салониках отставного офицера греческой армии – тот решил почистить на улице свои сапоги. Между ними завязывается разговор, и они становятся друзьями. Офицер говорит о любви к Богу и ближнему и дарит ему такую любовь. Эта встреча утешила ребенка и пробудила в нем надежду. Офицер отводит его в храм и открывает ему те духовные горизонты, которые встречает человек на пути к Богу. Через какое-то время он становится монахом избранного братства в одном из монастырей.
Он послушник и слуга всех. Последний из последних по собственному произволению. Он всегда радовался чужой радости как своей собственной. Искренне сорадовался успехам братии и их духовным дарам. Он нашел свое место, раскрыл самого себя и встретился с Богом. Его новое имя теперь Кирилл.
«Я счастливейший человек, – часто повторял он, – неоплатный должник перед Богом». Его уста непрестанно возносили хвалу Богу. Он знал практически всё Священное Писание наизусть. Для него монастырь стал также и институтом, в котором он получил образование. У него была прекрасная память и очень приятный голос. Когда он пел, то пели не его уста и гортань – пение исходило из глубин его благороднейшего сердца. Один вид этого человека вызывал радость. Слушать его доставляло удовольствие. С Божией помощью ему удалось восстановить в себе первозданного Адама, сотворенного Богом по Своему образу и подобию, сберегая в себе Божественные дары и явные, и невидимые для других. Было очевидно, что отец Кирилл внутренне был кем-то большим, нежели каким он представал внешне. Ребенком шестидесяти лет. Ангелом, облаченным в бренную плоть. Явным желанием его души было расстаться с неопределенностью этой жизни, чтобы наследовать полноту жизни будущей. Излюбленной темой его бесед было Царствие Небесное. Явным желанием его души было расстаться с неопределенностью этой жизни, чтобы наследовать полноту жизни будущей.
Причастие к вечному блаженству, беспрепятственное лицезрение Божественной Славы, созерцание исполнения божественных обетований, незаходимый свет восьмого дня, слушание «глаголов неизреченных, ихже не лет есть человеку глаголати» (2 Кор. 12: 4), соучастие ангельским чинам, раскрытие полной благодати святых, откровение таинства Богоматери, уничтожение соблазнов и вещей суетных века сего – этому учил он.
Практически всё, что он говорил, даже по долгу монастырского послушания, было «всегда во благодати, солию растворено» (Кол. 4: 6) и дышало жизнью, а не смертью. Всё братство монастыря почитало его, удивляясь его дарам. И хотя он не так часто говорил об этом, но он горел желанием уйти из мира сего.
Он был не просто «пришельцем и странником» (1 Пет. 2: 11), но чужаком в этом мире. У него были вполне определенные и осознанные стремление к Богу и жажда смерти, с которой он был на дружеской ноге. Такой образ мыслей для него был привычным, обыденным. Его сердце не касалось этого мира. И потому он был до крайности прост, всегда в одной и той же старой поношенной рясе.
Когда представлялся случай, он приезжал ко мне на Вознесенское подворье, где я служил. Непременно с благословения игумена, которое я просил за него. Он и сам привозил какие-нибудь благословения: изюм, миндальные орешки, пастилу, шоколадки или что-то из книг. Всегда с сердцем, преисполненным любовью, и ни разу с пустыми руками.
Каждый раз он прежде всего брал у меня благословение, а потом принимался петь тропарь дня и славословие Богу, начинал излагать повествования из жизни знакомых ему старцев и из житий святых, вспоминал их мысли, записанные в книгах в виде кратких изречений, разбирал пение впечатливших его известных хоров византийского стиля, касался и иконописания.
Разговор всегда заканчивался его излюбленной темой – описанием Царствия Небесного: он рассказывал, как будет там, в Раю. Поток живого богословия. И всё это пропитано искренним интересом и истинным смирением.
Неожиданно скончался игумен монастыря отец Леонтий. Неожиданно скончался игумен монастыря отец Леонтий. Он ушел из этой жизни в реанимационном отделении больницы, и так незаметно, что никто даже не успел ему чем- либо помочь. Никто себе и представить не мог такого исхода.
Отец Леонтий был великим сокровенным делателем. Он забрал с собой ту благодать, которой его наделил Господь, и оставил после себя всем, кто его знал, память о неизвестном, но великом святом и чувство прикосновения к вышнему миру. О его внутренней жизни не знал никто. Даже отец Кирилл, который его необычайно любил и келья которого была рядом с кельей старца. Он пребывает неизвестным до сего дня. Незабываемое таинство. Проявление такой благодати и абсолютная скрытность. Во время чина погребения я заметил, что отец Кирилл стоит в углу храма. Мне он показался очень удрученным. Он ни разу не поднял головы. Я сочувствовал ему. Я его понимал. Отец Кирилл снова остался сиротой. Снова неожиданно и нечаянно. Он остался практически без человеческой поддержки и участия.
Я подошел к нему после службы, считая своим долгом сказать ему слово утешения. – Я наблюдал за тобой, отец Кирилл, видел, как ты смотрел долу и ни разу не поднял глаз. Опять сиротство. На этот раз горечь от утраты намного ощутимей. – Не совсем так, отец. Теперь у нас появился надежный предстатель на небе. – Я понимаю твое состояние, отец Кирилл, – продолжал я. – Что теперь делать! Конечно, нам будет его не хватать. Я видел, как ты стоял на службе погруженный в себя и смущенный. – Его отсутствие не означает пустоту. Пустота царит там, где отсутствует Бог, а старец лишь исполнил духовное предназначение человека на земле – «и вожделенное Отечество подаждь ми, Рая паки жителя мя сотворяя» (он пропел это чуть слышным голосом). Настоящее наше Отечество там, в Царствии Небесном, и сегодня мы празднуем обретение старцем своей истинной родины. А излишняя скорбь сегодня неуместна, и слова пусты и излишни, и значит, в большей степени мы должны оплакивать лишь самих себя, нашу нищету духовную. – Он теперь может наслаждаться лицезрением Агнца, заклавшегося за весь мир. Боже мой! А у нас здесь траур. Батюшка, ты не можешь представить, как я сегодня завидовал отцу Леонтию. Я размышлял над тем, как его встретили «лицом к лицу» как своего ангельские силы, над тем, какой славы он теперь сподобился, и поэтому сегодня вместо печали я испытываю радость, для меня сегодняшняя панихида настоящий праздник. Представь себе, он находится теперь посреди ангелов, между прославленными преподобными, добропобедными мучениками, пролившими свою кровь за Христа, рядом с апостолом Павлом, вместе с пророком Предтечей, Иоанном Златоустым, Василием Великим, со Пресвятой Богородицей. Он теперь может наслаждаться лицезрением Агнца, заклавшегося за весь мир. Боже мой! А у нас здесь траур.
Сегодня, когда еще так мало времени прошло с его ухода от нас на небо, я молил его, чтобы он и нам подготовил путь. Я верю, что Господь его услышит. Несомненно, он обрящет дерзновение перед Богом.
Через неделю отца Кирилла свалил гепатит. Его госпитализировали. Началось обследование. Выяснилось, что у него рак печени на последней стадии. И болезнь стремительно прогрессирует. Как гром посреди ясного неба. Хирург, наш общий друг, решается сделать вскрытие больного органа. Вся печень в метастазах. Он с трудом верит своим глазам. Наконец, удостоверившись в наихудшем, накладывает швы. – Отец, мы его потеряем. Хуже не бывает. У нас нет даже двух месяцев. Мы ему сделаем несколько химиотерапий, чтобы он не отчаивался, – может, протянет и третий месяц. Никто и подумать не мог, что игумен переселился в вечность, чтобы собрать остальных отцов в вышнем мире.
Весь монастырь гудит, как пчелиный рой. Но даже если он и хочет кого-то забрать к себе, то пусть кого-нибудь другого, не отца Кирилла. Между тем отец Кирилл уже извещен обо всем и светится от радости. – Такого подарка я от него не ожидал. Мы с ним договорились, что тот, кто первым уйдет из этого мира, пригласит следующего. Должно быть, он обрел дерзновение перед Богом. Разве это не чудо? Вы понимаете? «Просите, и дастся вам». Если хотите, попросите его и вы, чтоб он и вас забрал. – Знаешь, что? Мы будем Его просить, чтобы ты не уходил. И посмотришь, насколько будет действенна наша молитва.
– Отец Геронтий, у меня рак в печени. Я сейчас на взлетной полосе, и моторы уже запущены. Меня уже ничто не держит. – Он нам нужен здесь, на земле. Будем молиться, чтобы Господь его не слушал. – Я сейчас взорвусь, – жаловался сам себе отец Геронтий, – никто не может его убедить, чтобы он прекратил эту молитву. Но ничего не выйдет, он нам нужен здесь, на земле. Будем молиться, чтобы Господь его не слушал. Это что же получается? Бог будет делать с нами всё, что захочет отец Кирилл? На небесах уже сонмы святых. А мы, что мы будем делать, если они будут уходить один за другим? Позвонили и мне. Я был поражен поведением отцов. Какое прекрасное проявление духа! Какое открытое мышление! Какое высокое духовное состояние! Я навестил отца Кирилла в госпитале. – Всё будет хорошо. Ты поправишься.
– Подожди немного, и настанет лучшее для меня. Только лишь бы мне не навредил отец Геронтий. Он старается удержать меня любой ценой. Знаешь, проблема в том, что он умеет молиться, и обычно Бог слышит его молитвы. Он всех поднял на ноги. Но я думаю, что я выйду победителем в этой битве. Правда, проблема в том, что он молится за других, а я лишь только о себе. Отец Трифон говорил, что молитвы о других намного действеннее. Да и куда тягаться грешному Кириллу с ними со всеми! Их много, да и добродетелями они богаты. Отец, прошу тебя, помолись, чтобы нам найти мудрое решение. И еще. Отец, можно тебя попросить, чтобы, когда моя сторона будет перевешивать, ты приехал прочитать мне молитву на исход души? Когда приедешь в следующий раз, возьми с собой требник: почитаем для пробы. А сейчас я закрываю глаза, скрещиваю руки на груди, и мы вместе начинаем: «еще молимся о упокоении грешного монаха Кирилла, о еже проститися ему всякому согрешению вольному и невольному», – пел он, исполненный радости. ***
Но вот прошло два месяца… Прошло целых четыре года. Отец Кирилл не может поверить, что рейс был отменен, когда он уже поднялся на борт самолета. И во всем этом виноват его любимый отец Геронтий. В конечном итоге Господь внял ему. И всем тем, кто его поддерживал своей молитвой. Отец Кирилл, однако, не из тех, кто легко сдается. – Ну, ладно… Хотя сначала любовь отца Геронтия и перевесила, не забывайте, что есть и отец Леонтий. И где? На небе. Я просил его об одолжении, чтобы он и меня взял с собой, еще тогда, когда никто себе и представить не мог, что он так скоро уйдет от нас. Когда-нибудь Господь должен его услышать, – говорил он, смеясь.
Был канун Рождества. Отец Кирилл попросил меня приехать. Его душа летала как на крыльях, уста непрестанно славословили Бога, лицо сияло, сердце разрывалось от неизреченной радости. Состояние его здоровья казалось без серьезных изменений. – Мне кажется, мой час приближается. Чувствую, что, что бы ни случилось, обратный отсчет уже начался. И на этот раз полет будет в ракете. Раз – и уже там. Чтобы никакие Геронтии не успели изменить мои планы. На этот раз билет с гарантией. У нас тоже есть боевой дух, – радостно поведал он мне. – Ты мне только не вреди, пожалуйста. Ты мне нужен как союзник. Что нам делать в этом мире, когда есть другой? Сразу же после праздника у отца Кирилла ухудшилось состояние здоровья. Он почувствовал сильную боль и потерял сознание. Его тотчас же доставили в больницу. Похоже было, что организм предуготовил ему путь на небо. Опять увеличение метастазов. Эту новость он узнал от своих любимых… «противников», когда они пришли навестить его в больницу. На них жалко было смотреть, такими печальными они выглядели. Со счастливой улыбкой на устах выслушал он от них эту новость. Он перекрестился и от всей глубины сердца сказал: «Слава тебе, Боже», как будто он уже созерцал землю обетованную после сорокалетнего блуждания по пустыне или как будто он впервые стал ходить после 38-летнего паралича, подобно расслабленному в евангельской притче.
С того момента он перестал шутить и стал еще сосредоточеннее готовиться к переходу в другой мир. Билет уже забронирован, и нужно было приложить все усилия для того, чтобы не задержаться. Он непрестанно молился. Его любовь к Богу и вера достигли необычайного напряжения.
Отец Кирилл уже дышал воздухом другого, подлинного, вечного мира. Он меня предупредил, чтобы я взял с собой требник для исполнения нашего уговора о молитве на исход души.
Была среда, как помню, 7 января. Я взял с собой также часть Святого Древа в серебряной оправе – дар монастырю Симонопетра на Святой Горе от «смиренного» митрополита Арсения в 1692 году, судя по надписи на оборотной стороне. В продолжение десяти лет я постоянно к нему прикладывался, когда служил на Вознесенском подворье; от него исходит редкое, хорошо чувствуемое благоухание, особенно в праздник Вознесения и Крестопоклонную неделю.
Я взял Святой Крест с собой для благословения. Вынул его из ковчега, в котором он хранится, и приложился к нему. Никакого благоухания. Я поместил его в бархатный чехол и направился в больницу. Примерно в 10:30 я уже был возле кровати больного. Мы ждали, когда придет его сестра. Он предупредил всех, что «уйдет» на праздник Иоанна Предтечи. Небеса отверсты, с большой честью его встречает сам святой Иоанн Предтеча, предстоя пред Святой Троицей. Отец Кирилл в ожидании исхода. Его связь с чувственным миром всё время прерывается. Он явно погружен в молитву, но при этом можно заметить и его беспокойство. Он непрестанно повторяет: «Ей, гряди, Господи Иисусе».
Я достал Святой Крест, чтобы он приложился. В палате находились заведующая больницей, сестра милосердия, два отца из монастыря. Я осенил всех Святым Крестом. Затем все приложились. – Как ты, отец? Страдаешь? Можем ли мы сделать что-нибудь для тебя? – Нет, я ни в чем не нуждаюсь, меня уже ничто не интересует, я ухожу. Я жду только Марию (его сестра) и сразу же… запуск. Я уже в кабине, и начался обратный отсчет. Мне вас не жаль, потому что мы не расстаемся. Просто один за другим идем в «обитель Отчу, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная…» – и его голос пресекся. – Хочешь, я начну читать молитву, произнесу возглас «Благословен Бог»? – спросил я. – Нет пока что. Я скажу тебе, когда. Прошло немного времени в молчании. Подошли еще два отца из монастыря.
Отец Кирилл как будто не почувствовал их присутствие. Один из пришедших, отец Евстафий, подошел к кровати и сказал ему громко на ухо: – Слава Богу за всё – не перестану всегда повторять этого… – …за всё, что со мной случилось, – продолжил отец Ставрианос. Отец Кирилл открывает глаза и очень медленно, чуть слышно поправляет его: – За всё, что со мной случается. Есть разница. Делает мне знак подойти к нему. – Будь внимателен, – он показал на отца Ставрианоса, радостно улыбаясь. – Смотри, как бы он нам не навредил в последний момент. – Будь внимателен, – он показал на отца Ставрианоса, радостно улыбаясь, – он хороший монах, я его очень люблю, но, к сожалению, он человек отца Геронтия. Смотри, как бы он нам не навредил в последний момент. Эти благодатные изменения состояний были редчайшим опытом в нашей духовной жизни. Он уже живет в вечности и только лишь временами прикасается к реальности. Но владеет языками двух миров безупречно. В последние моменты своей жизни.
Уходит! Вокруг него молчание. Что можно сказать в такие моменты, рядом с таким человеком? Мы все собраны рядом с ним воедино. Всего лишь несколько человек, но множество ангелов. Время сотворенного мира ровно 12:00 – полдень. Вечность настраивает свои собственные часы – без стрелок, без цифр. Без отсчета времени. Без конца! Отец Кирилл как будто уже прервал всякую связь с этим миром. Его дыхание затруднено. Выражение лица ангельское. В продолжение получаса он не сказал ни слова. Кажется, что это последний его вздох… Но нет. Делает знак. Хочет что-то сказать. Вытягивает сложенные для благословения руки. – Прочитать молитву? – спрашиваю. Делает знак глазами. Я кладу ему епитрахиль на голову и начинаю чин на разлучение души от тела. Прекрасная служба, потрясает тебя до глубин души!
Отец Кирилл беззвучно шепчет молитву одними губами, внимая словам службы, стараясь делать крестное знамение в положенные моменты. Когда я начал читать канон, он сказал мне, чтобы я ничего не сокращал, – и после этого успокоился. Я прочитал положенные молитвы и совершил отпуст. Я дал ему поцеловать крест на епитрахили. С необычайным благоговением его уста касаются моей руки. Он поцеловал мою руку священническим чином. Я почувствовал в тот момент, что прикоснулся к лицу святого. Я наклонился и взаимно поцеловал его. Живая икона. Человек «не от мира сего». Делает знак рукой, как будто хочет приложиться к чему-то. Я спросил его: может, он хочет приложиться к Святому Кресту? – на что он ответил утвердительно. Достаю Святой Крест из чехла. Он сильно благоухает! Снова достаю Святой Крест из чехла. Прикладываюсь к нему первый. Он сильно благоухает. Не могу подобрать слов. Я подношу его к святому рабу Божиему, он открывает глаза, делает крестное знамение и прикладывается. Слеза медленно скатывается по его щеке – и он погружается в молчание, навечно. Через несколько минут испускает дух и переходит в мир блаженной вечности, в землю кротких…
Все присутствующие с благоговением приложились ко Святому Кресту и вместе с благодатью Святого Креста получили благословение смиренного монаха Кирилла. До этого момента никто из нас не чувствовал благоухания от Креста. Теперь все без исключения ощутили сильное благоухание. Господь показал этим Свое благоволение к монаху Кириллу. Человек упокоился в полном значении этого слова.
«Праведники в век века живы, и память их в роды родов».
Митрополит Месогейский и Лавреотикийский Николай
Перевел с новогреческого Димитрий Лампадист
Православие ру
Он послушник и слуга всех. Последний из последних по собственному произволению. Он всегда радовался чужой радости как своей собственной. Искренне сорадовался успехам братии и их духовным дарам. Он нашел свое место, раскрыл самого себя и встретился с Богом. Его новое имя теперь Кирилл.
«Я счастливейший человек, – часто повторял он, – неоплатный должник перед Богом». Его уста непрестанно возносили хвалу Богу. Он знал практически всё Священное Писание наизусть. Для него монастырь стал также и институтом, в котором он получил образование. У него была прекрасная память и очень приятный голос. Когда он пел, то пели не его уста и гортань – пение исходило из глубин его благороднейшего сердца. Один вид этого человека вызывал радость. Слушать его доставляло удовольствие. С Божией помощью ему удалось восстановить в себе первозданного Адама, сотворенного Богом по Своему образу и подобию, сберегая в себе Божественные дары и явные, и невидимые для других. Было очевидно, что отец Кирилл внутренне был кем-то большим, нежели каким он представал внешне. Ребенком шестидесяти лет. Ангелом, облаченным в бренную плоть. Явным желанием его души было расстаться с неопределенностью этой жизни, чтобы наследовать полноту жизни будущей. Излюбленной темой его бесед было Царствие Небесное. Явным желанием его души было расстаться с неопределенностью этой жизни, чтобы наследовать полноту жизни будущей.
Причастие к вечному блаженству, беспрепятственное лицезрение Божественной Славы, созерцание исполнения божественных обетований, незаходимый свет восьмого дня, слушание «глаголов неизреченных, ихже не лет есть человеку глаголати» (2 Кор. 12: 4), соучастие ангельским чинам, раскрытие полной благодати святых, откровение таинства Богоматери, уничтожение соблазнов и вещей суетных века сего – этому учил он.
Практически всё, что он говорил, даже по долгу монастырского послушания, было «всегда во благодати, солию растворено» (Кол. 4: 6) и дышало жизнью, а не смертью. Всё братство монастыря почитало его, удивляясь его дарам. И хотя он не так часто говорил об этом, но он горел желанием уйти из мира сего.
Он был не просто «пришельцем и странником» (1 Пет. 2: 11), но чужаком в этом мире. У него были вполне определенные и осознанные стремление к Богу и жажда смерти, с которой он был на дружеской ноге. Такой образ мыслей для него был привычным, обыденным. Его сердце не касалось этого мира. И потому он был до крайности прост, всегда в одной и той же старой поношенной рясе.
Когда представлялся случай, он приезжал ко мне на Вознесенское подворье, где я служил. Непременно с благословения игумена, которое я просил за него. Он и сам привозил какие-нибудь благословения: изюм, миндальные орешки, пастилу, шоколадки или что-то из книг. Всегда с сердцем, преисполненным любовью, и ни разу с пустыми руками.
Каждый раз он прежде всего брал у меня благословение, а потом принимался петь тропарь дня и славословие Богу, начинал излагать повествования из жизни знакомых ему старцев и из житий святых, вспоминал их мысли, записанные в книгах в виде кратких изречений, разбирал пение впечатливших его известных хоров византийского стиля, касался и иконописания.
Разговор всегда заканчивался его излюбленной темой – описанием Царствия Небесного: он рассказывал, как будет там, в Раю. Поток живого богословия. И всё это пропитано искренним интересом и истинным смирением.
Неожиданно скончался игумен монастыря отец Леонтий. Неожиданно скончался игумен монастыря отец Леонтий. Он ушел из этой жизни в реанимационном отделении больницы, и так незаметно, что никто даже не успел ему чем- либо помочь. Никто себе и представить не мог такого исхода.
Отец Леонтий был великим сокровенным делателем. Он забрал с собой ту благодать, которой его наделил Господь, и оставил после себя всем, кто его знал, память о неизвестном, но великом святом и чувство прикосновения к вышнему миру. О его внутренней жизни не знал никто. Даже отец Кирилл, который его необычайно любил и келья которого была рядом с кельей старца. Он пребывает неизвестным до сего дня. Незабываемое таинство. Проявление такой благодати и абсолютная скрытность. Во время чина погребения я заметил, что отец Кирилл стоит в углу храма. Мне он показался очень удрученным. Он ни разу не поднял головы. Я сочувствовал ему. Я его понимал. Отец Кирилл снова остался сиротой. Снова неожиданно и нечаянно. Он остался практически без человеческой поддержки и участия.
Я подошел к нему после службы, считая своим долгом сказать ему слово утешения. – Я наблюдал за тобой, отец Кирилл, видел, как ты смотрел долу и ни разу не поднял глаз. Опять сиротство. На этот раз горечь от утраты намного ощутимей. – Не совсем так, отец. Теперь у нас появился надежный предстатель на небе. – Я понимаю твое состояние, отец Кирилл, – продолжал я. – Что теперь делать! Конечно, нам будет его не хватать. Я видел, как ты стоял на службе погруженный в себя и смущенный. – Его отсутствие не означает пустоту. Пустота царит там, где отсутствует Бог, а старец лишь исполнил духовное предназначение человека на земле – «и вожделенное Отечество подаждь ми, Рая паки жителя мя сотворяя» (он пропел это чуть слышным голосом). Настоящее наше Отечество там, в Царствии Небесном, и сегодня мы празднуем обретение старцем своей истинной родины. А излишняя скорбь сегодня неуместна, и слова пусты и излишни, и значит, в большей степени мы должны оплакивать лишь самих себя, нашу нищету духовную. – Он теперь может наслаждаться лицезрением Агнца, заклавшегося за весь мир. Боже мой! А у нас здесь траур. Батюшка, ты не можешь представить, как я сегодня завидовал отцу Леонтию. Я размышлял над тем, как его встретили «лицом к лицу» как своего ангельские силы, над тем, какой славы он теперь сподобился, и поэтому сегодня вместо печали я испытываю радость, для меня сегодняшняя панихида настоящий праздник. Представь себе, он находится теперь посреди ангелов, между прославленными преподобными, добропобедными мучениками, пролившими свою кровь за Христа, рядом с апостолом Павлом, вместе с пророком Предтечей, Иоанном Златоустым, Василием Великим, со Пресвятой Богородицей. Он теперь может наслаждаться лицезрением Агнца, заклавшегося за весь мир. Боже мой! А у нас здесь траур.
Сегодня, когда еще так мало времени прошло с его ухода от нас на небо, я молил его, чтобы он и нам подготовил путь. Я верю, что Господь его услышит. Несомненно, он обрящет дерзновение перед Богом.
Через неделю отца Кирилла свалил гепатит. Его госпитализировали. Началось обследование. Выяснилось, что у него рак печени на последней стадии. И болезнь стремительно прогрессирует. Как гром посреди ясного неба. Хирург, наш общий друг, решается сделать вскрытие больного органа. Вся печень в метастазах. Он с трудом верит своим глазам. Наконец, удостоверившись в наихудшем, накладывает швы. – Отец, мы его потеряем. Хуже не бывает. У нас нет даже двух месяцев. Мы ему сделаем несколько химиотерапий, чтобы он не отчаивался, – может, протянет и третий месяц. Никто и подумать не мог, что игумен переселился в вечность, чтобы собрать остальных отцов в вышнем мире.
Весь монастырь гудит, как пчелиный рой. Но даже если он и хочет кого-то забрать к себе, то пусть кого-нибудь другого, не отца Кирилла. Между тем отец Кирилл уже извещен обо всем и светится от радости. – Такого подарка я от него не ожидал. Мы с ним договорились, что тот, кто первым уйдет из этого мира, пригласит следующего. Должно быть, он обрел дерзновение перед Богом. Разве это не чудо? Вы понимаете? «Просите, и дастся вам». Если хотите, попросите его и вы, чтоб он и вас забрал. – Знаешь, что? Мы будем Его просить, чтобы ты не уходил. И посмотришь, насколько будет действенна наша молитва.
– Отец Геронтий, у меня рак в печени. Я сейчас на взлетной полосе, и моторы уже запущены. Меня уже ничто не держит. – Он нам нужен здесь, на земле. Будем молиться, чтобы Господь его не слушал. – Я сейчас взорвусь, – жаловался сам себе отец Геронтий, – никто не может его убедить, чтобы он прекратил эту молитву. Но ничего не выйдет, он нам нужен здесь, на земле. Будем молиться, чтобы Господь его не слушал. Это что же получается? Бог будет делать с нами всё, что захочет отец Кирилл? На небесах уже сонмы святых. А мы, что мы будем делать, если они будут уходить один за другим? Позвонили и мне. Я был поражен поведением отцов. Какое прекрасное проявление духа! Какое открытое мышление! Какое высокое духовное состояние! Я навестил отца Кирилла в госпитале. – Всё будет хорошо. Ты поправишься.
– Подожди немного, и настанет лучшее для меня. Только лишь бы мне не навредил отец Геронтий. Он старается удержать меня любой ценой. Знаешь, проблема в том, что он умеет молиться, и обычно Бог слышит его молитвы. Он всех поднял на ноги. Но я думаю, что я выйду победителем в этой битве. Правда, проблема в том, что он молится за других, а я лишь только о себе. Отец Трифон говорил, что молитвы о других намного действеннее. Да и куда тягаться грешному Кириллу с ними со всеми! Их много, да и добродетелями они богаты. Отец, прошу тебя, помолись, чтобы нам найти мудрое решение. И еще. Отец, можно тебя попросить, чтобы, когда моя сторона будет перевешивать, ты приехал прочитать мне молитву на исход души? Когда приедешь в следующий раз, возьми с собой требник: почитаем для пробы. А сейчас я закрываю глаза, скрещиваю руки на груди, и мы вместе начинаем: «еще молимся о упокоении грешного монаха Кирилла, о еже проститися ему всякому согрешению вольному и невольному», – пел он, исполненный радости. ***
Но вот прошло два месяца… Прошло целых четыре года. Отец Кирилл не может поверить, что рейс был отменен, когда он уже поднялся на борт самолета. И во всем этом виноват его любимый отец Геронтий. В конечном итоге Господь внял ему. И всем тем, кто его поддерживал своей молитвой. Отец Кирилл, однако, не из тех, кто легко сдается. – Ну, ладно… Хотя сначала любовь отца Геронтия и перевесила, не забывайте, что есть и отец Леонтий. И где? На небе. Я просил его об одолжении, чтобы он и меня взял с собой, еще тогда, когда никто себе и представить не мог, что он так скоро уйдет от нас. Когда-нибудь Господь должен его услышать, – говорил он, смеясь.
Был канун Рождества. Отец Кирилл попросил меня приехать. Его душа летала как на крыльях, уста непрестанно славословили Бога, лицо сияло, сердце разрывалось от неизреченной радости. Состояние его здоровья казалось без серьезных изменений. – Мне кажется, мой час приближается. Чувствую, что, что бы ни случилось, обратный отсчет уже начался. И на этот раз полет будет в ракете. Раз – и уже там. Чтобы никакие Геронтии не успели изменить мои планы. На этот раз билет с гарантией. У нас тоже есть боевой дух, – радостно поведал он мне. – Ты мне только не вреди, пожалуйста. Ты мне нужен как союзник. Что нам делать в этом мире, когда есть другой? Сразу же после праздника у отца Кирилла ухудшилось состояние здоровья. Он почувствовал сильную боль и потерял сознание. Его тотчас же доставили в больницу. Похоже было, что организм предуготовил ему путь на небо. Опять увеличение метастазов. Эту новость он узнал от своих любимых… «противников», когда они пришли навестить его в больницу. На них жалко было смотреть, такими печальными они выглядели. Со счастливой улыбкой на устах выслушал он от них эту новость. Он перекрестился и от всей глубины сердца сказал: «Слава тебе, Боже», как будто он уже созерцал землю обетованную после сорокалетнего блуждания по пустыне или как будто он впервые стал ходить после 38-летнего паралича, подобно расслабленному в евангельской притче.
С того момента он перестал шутить и стал еще сосредоточеннее готовиться к переходу в другой мир. Билет уже забронирован, и нужно было приложить все усилия для того, чтобы не задержаться. Он непрестанно молился. Его любовь к Богу и вера достигли необычайного напряжения.
Отец Кирилл уже дышал воздухом другого, подлинного, вечного мира. Он меня предупредил, чтобы я взял с собой требник для исполнения нашего уговора о молитве на исход души.
Была среда, как помню, 7 января. Я взял с собой также часть Святого Древа в серебряной оправе – дар монастырю Симонопетра на Святой Горе от «смиренного» митрополита Арсения в 1692 году, судя по надписи на оборотной стороне. В продолжение десяти лет я постоянно к нему прикладывался, когда служил на Вознесенском подворье; от него исходит редкое, хорошо чувствуемое благоухание, особенно в праздник Вознесения и Крестопоклонную неделю.
Я взял Святой Крест с собой для благословения. Вынул его из ковчега, в котором он хранится, и приложился к нему. Никакого благоухания. Я поместил его в бархатный чехол и направился в больницу. Примерно в 10:30 я уже был возле кровати больного. Мы ждали, когда придет его сестра. Он предупредил всех, что «уйдет» на праздник Иоанна Предтечи. Небеса отверсты, с большой честью его встречает сам святой Иоанн Предтеча, предстоя пред Святой Троицей. Отец Кирилл в ожидании исхода. Его связь с чувственным миром всё время прерывается. Он явно погружен в молитву, но при этом можно заметить и его беспокойство. Он непрестанно повторяет: «Ей, гряди, Господи Иисусе».
Я достал Святой Крест, чтобы он приложился. В палате находились заведующая больницей, сестра милосердия, два отца из монастыря. Я осенил всех Святым Крестом. Затем все приложились. – Как ты, отец? Страдаешь? Можем ли мы сделать что-нибудь для тебя? – Нет, я ни в чем не нуждаюсь, меня уже ничто не интересует, я ухожу. Я жду только Марию (его сестра) и сразу же… запуск. Я уже в кабине, и начался обратный отсчет. Мне вас не жаль, потому что мы не расстаемся. Просто один за другим идем в «обитель Отчу, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная…» – и его голос пресекся. – Хочешь, я начну читать молитву, произнесу возглас «Благословен Бог»? – спросил я. – Нет пока что. Я скажу тебе, когда. Прошло немного времени в молчании. Подошли еще два отца из монастыря.
Отец Кирилл как будто не почувствовал их присутствие. Один из пришедших, отец Евстафий, подошел к кровати и сказал ему громко на ухо: – Слава Богу за всё – не перестану всегда повторять этого… – …за всё, что со мной случилось, – продолжил отец Ставрианос. Отец Кирилл открывает глаза и очень медленно, чуть слышно поправляет его: – За всё, что со мной случается. Есть разница. Делает мне знак подойти к нему. – Будь внимателен, – он показал на отца Ставрианоса, радостно улыбаясь. – Смотри, как бы он нам не навредил в последний момент. – Будь внимателен, – он показал на отца Ставрианоса, радостно улыбаясь, – он хороший монах, я его очень люблю, но, к сожалению, он человек отца Геронтия. Смотри, как бы он нам не навредил в последний момент. Эти благодатные изменения состояний были редчайшим опытом в нашей духовной жизни. Он уже живет в вечности и только лишь временами прикасается к реальности. Но владеет языками двух миров безупречно. В последние моменты своей жизни.
Уходит! Вокруг него молчание. Что можно сказать в такие моменты, рядом с таким человеком? Мы все собраны рядом с ним воедино. Всего лишь несколько человек, но множество ангелов. Время сотворенного мира ровно 12:00 – полдень. Вечность настраивает свои собственные часы – без стрелок, без цифр. Без отсчета времени. Без конца! Отец Кирилл как будто уже прервал всякую связь с этим миром. Его дыхание затруднено. Выражение лица ангельское. В продолжение получаса он не сказал ни слова. Кажется, что это последний его вздох… Но нет. Делает знак. Хочет что-то сказать. Вытягивает сложенные для благословения руки. – Прочитать молитву? – спрашиваю. Делает знак глазами. Я кладу ему епитрахиль на голову и начинаю чин на разлучение души от тела. Прекрасная служба, потрясает тебя до глубин души!
Отец Кирилл беззвучно шепчет молитву одними губами, внимая словам службы, стараясь делать крестное знамение в положенные моменты. Когда я начал читать канон, он сказал мне, чтобы я ничего не сокращал, – и после этого успокоился. Я прочитал положенные молитвы и совершил отпуст. Я дал ему поцеловать крест на епитрахили. С необычайным благоговением его уста касаются моей руки. Он поцеловал мою руку священническим чином. Я почувствовал в тот момент, что прикоснулся к лицу святого. Я наклонился и взаимно поцеловал его. Живая икона. Человек «не от мира сего». Делает знак рукой, как будто хочет приложиться к чему-то. Я спросил его: может, он хочет приложиться к Святому Кресту? – на что он ответил утвердительно. Достаю Святой Крест из чехла. Он сильно благоухает! Снова достаю Святой Крест из чехла. Прикладываюсь к нему первый. Он сильно благоухает. Не могу подобрать слов. Я подношу его к святому рабу Божиему, он открывает глаза, делает крестное знамение и прикладывается. Слеза медленно скатывается по его щеке – и он погружается в молчание, навечно. Через несколько минут испускает дух и переходит в мир блаженной вечности, в землю кротких…
Все присутствующие с благоговением приложились ко Святому Кресту и вместе с благодатью Святого Креста получили благословение смиренного монаха Кирилла. До этого момента никто из нас не чувствовал благоухания от Креста. Теперь все без исключения ощутили сильное благоухание. Господь показал этим Свое благоволение к монаху Кириллу. Человек упокоился в полном значении этого слова.
«Праведники в век века живы, и память их в роды родов».
Митрополит Месогейский и Лавреотикийский Николай
Перевел с новогреческого Димитрий Лампадист
Православие ру