— Последние годы в Церкви идет серьезной разговор о восстановлении живой монашеской традиции. Вы игумен монастыря, как вы видите эту задачу?
— Монаху необходимо увидеть правильное устроение монашеской жизни. Здесь как в музыке. Если человек не найдет носителя подлинной, глубокой музыкальной традиции, то он не сможет стать хорошим музыкантом. Для этого необходим учитель, знающий музыкальный строй, который не фальшивит. Так и в монашестве. Если мы не увидим целостное устроение монашеского делания, у нас будут лишь отрывочные сведения о нем из творений святых отцов.
Почему отрывочные? Потому что мы сами их для себя собрали. Что-то взяли у одного отца, что-то у другого. Нам понравились какие-то отдельные идеи в их книгах, и мы захотели воплотить их в жизнь. Но то, что мы будем делать, к сожалению, вряд ли жизнеспособно, потому что это лишь творчество нашего ума, не имеющее конкретного примера в жизни. Это сочинение, а не уже существующая живая святоотеческая традиция монашества.
На мой взгляд, единственный путь к правильному устроению монашеской жизни — это найти те места, где монашеское предание существует в неповрежденном виде. Поехать туда, пожить, научиться. Живая традиция такого монастыря оставит след в душе и уме брата, и он сможет потихонечку воплощать ее в жизни, подобно ученику, который от учителя-музыканта усвоил правильное интонирование и стал способен чисто петь сам. И такое устроение монастыря будет привлекать своим совершенством всех, кто размышляет о выборе монашеского пути.
Необходимо найти неповрежденное монашеское предание, научиться ему, увидеть все его преимущества и, главное, убедиться, что оно возможно в современной жизни, и понять, что уклонение от живого предания приводит к неизбежным болезненным явлениям. Фальшивая нота вызывает страдание. Точно так же вызывает страдание в жизни монашествующих нарушение правильного строя монастырской жизни. В результате происходят самые настоящие трагедии, свидетелями которых за последние годы стали многие из нас. Но повторения их можно избежать, если устранить их причины, вернувшись к правильному устроению монашеской общины.
— Железный занавес пал более 20 лет назад, и сегодня не сложно посетить монастыри во многих странах. Можно обратиться к опыту монастырей Сербии, Греции, Кипра, Румынии — многие из них сохраняют преемственность и многолетнюю традицию. К примеру, монахи Валаамского монастыря имеют возможность пожить в монастыре Ватопед. Почему же до сих пор опыт других православных стран не помог нам в восстановлении монашеской традиции?
— Это один из самых сложных вопросов, на который и у меня нет ответа. Но, скорее всего, причина в том, что у нас не ставилась такая задача: перенять у наших собратьев живую монашескую традицию в ее целостности.
— В ходе обсуждения проекта «Положения о монастырях и монашестве» вами была опубликована статья «Записка о монастырях и монашестве», которую затем разместили у себя многие православные сайты. В ней вы пишете, что монашество Русской Церкви берет начало на Святой горе.
— Да, житие преподобного Антония Печерского — первого русского монаха и основателя первого русского монастыря — прямо говорит, что он был пострижен и научился монашеству на Афоне. И сейчас на иконе преподобного Антония мы видим, что святой держит хартию, на которой написано: «Господи, да будет на месте сем благословение Святой Афонской горы». Надо полагать, на хартии написано самое заветное пожелание святого, самая горячая его молитва. То есть образ жизни афонских монахов был осознан Антонием как самое великое благо, которому он оказался причастен и которое он жаждал передать своим соотечественникам. И эти слова являются главным его завещанием, обращенным ко всем его последователям на нашей земле, а значит, и к нам, современным русским монахам.
Братия Свято-Троицкого Ахтырского монастыря
На Афоне незадолго до этого преподобным Афанасием был основан первый общежительный монастырь, примеру которого начали следовать и другие монашеские общины. Главные принципы монашеского общежития всегда одни и те же: вся братия вместе с игуменом присутствует на ежедневном богослужении от начала и до конца, питается только на общей трапезе, вкушая одинаковую для всех пищу, ни у кого нет личной собственности и денег, а также и личных связей с миром, духовным отцом является, как правило, игумен, которого сама братия себе и избирает.
Такой общежительный Устав был введен у нас преподобным Феодосием Печерским, учеником преподобного Антония. Сам Антоний по своему характеру был отшельником и избегал игуменства. По его благословению игуменом стал преподобный Феодосий. Как подлинный ученик, Устав общежития он не мог ввести без благословения своего старца, преподобного Антония. И тот его, конечно, дал, так как увидел в действии все его преимущества на Афоне.
Это событие самый крупный историк русского монашества Игорь Смолич характеризует так: «Важнейшим деянием Феодосия в первый период его игуменства было введение общежительного устава Студийского монастыря. Из жития Феодосия можно узнать, что он стремился к самому строгому исполнению братией иноческих обетов. Труды Феодосия заложили духовное основание Киево-Печерского монастыря и сделали из него на два столетия образцовую древнерусскую обитель».
Сейчас нет возможности подробно говорить об истории монашества на Руси, но будет нехорошо, если мы ничего не скажем о роли Афона в расцвете русского монашества как плоде трудов Преподобного Сергия Радонежского. Преподобный Сергий ввел в своем монастыре общежительный Устав, приняв совет, по сути, со Святой горы. Построй он очередной особножительный монастырь, не было бы и возрождения монашества на Руси.
К XIV веку почти всё на нашей земле, и монастыри в том числе, было разрушено монголами и междоусобицами. Начиная свои подвиги, святой Сергий следовал современным ему примерам: строил маленький, особножительный монастырек, в котором общим является только богослужение, а обо всех житейских нуждах каждый монах должен заботиться самостоятельно. Удивительным, чудесным Промыслом Божиим он получил совет от Патриарха Константинопольского Филофея, который был до своего патриаршества игуменом первого общежительного монастыря Святой горы — лавры святого Афанасия Афонского. Святитель Филофей писал: то, что ты делаешь, прекрасно, но одного тебе недостает — общежития. Преподобный Сергий оказал послушание этому промыслительному откровению. В итоге то, что он создал, оказало огромное влияние на всё русское монашество.
— Можно ли сказать, что это стало новым рождением русской монашеской традиции?
— Да, так и есть. Возрождение русского монашества произошло благодаря личной святости преподобного и введению им общежительного Устава, который затем применили его ученики в создаваемых ими новых обителях по всей Руси Великой. Общежитие является наилучшей формой для монашеской жизни. Смолич, глубоко изучивший монашество, называет общежитие «самой совершенной аскетической системой монастырской жизни». Но сейчас, к сожалению, у нас почти не встречается подлинного общежития. Почти повсеместной нормой стала необязательность для всех присутствовать на ежедневном богослужении, у монаха могут быть собственные деньги и имущество, личные контакты с миром, он может питаться где, когда и чем захочет, и так далее.
— Возможно ли следовать афонскому Уставу в реалиях современной жизни наших обителей?
— Давайте исходить от противного. То, что сегодня происходит в жизни монастырей, по-настоящему нас удовлетворить не может. После 20 лет монашеского строительства у монахов нет уверенности, что тот монастырский уклад, который сейчас сложился, — правильный. Но если и в самом начале истории нашего монашества и в ее середине мы обращались к примеру Афона и это было нашим спасением, значит, и сейчас мы должны поступить точно так же, учась этому у наших предшественников.
Посмотрим, в чем состоит служение игумена в современном афонском монастыре. Когда мирской еще человек выбирает для себя монастырь, он знает, что прежде всего выбирает себе духовного отца, которым и является в монастыре игумен. Еще будучи паломником, он его видит на всех службах. Игумен стоит или сидит в своей стасидии на правом клиросе вместе с поющей и читающей братией и сам читает и поет то, что положено ему по Уставу. В начале и конце богослужебного дня вся братия и паломники подходят к нему под благословение. То есть игумен реально возглавляет ежедневное богослужение, находясь при этом в самой гуще своей паствы.
Затем он вместе со всеми на трапезе. И все братья, и паломники видят, что ест он то же самое, что и они. А о том, чтобы есть вне общей трапезы, никто и помыслить не может. И условий таких там просто нет. Когда игумен — это первый среди равных, то и исповедоваться у него просто и легко. И желающие могут делать это хоть каждый день. Прямо во время службы можно подойти к нему и попросить об исповеди. Тогда игумен идет в особый придел храма, где он сможет побеседовать один на один с исповедующимся. А во многих монастырях в определенные моменты службы игумен всегда находится в таком приделе и каждый желающий прямо туда к нему и идет.
Келья игумена рядом со всеми другими кельями. Ничем особенным от остальных келий братии она не отличается. Он настоящий отец для всех своих монахов, и поэтому они называются и являются в подлинном смысле братьями. А отец не может и не хочет жить лучше своих детей ни в материальном, ни в духовном измерении. И поэтому он искренне старается помогать своим чадам во всех их телесных и духовных нуждах. Всё это — реальность, с которой братия нашего монастыря постоянно знакомится, когда мы бываем на Афоне и других монастырях афонской традиции. Что-то иное в современном мире просто не выживет. Если игумен будет вести себя иначе, никто в его монастырь не пойдет, и он в итоге окажется в одиночестве.
А что такое богослужение в современном монастыре афонской традиции? Это самое прекрасное событие дня. Почти вся братия в нем участвует, почти вся стоит на клиросах. А если для всех не хватает места, то на клирос приходят по очереди. Ради такого участия все способные к пению тщательно его изучают на протяжении многих лет. В результате вся братия в этих монастырях — поющая. Но на буднях поют обычно по одному, по два, так что почти всем достается спеть по стихире или тропарю. Так сохраняется спокойствие богослужения и не истощаются силы братии.
Если служба праздничная, тогда на клиросах собираются довольно большие хоры, к которым присоединяются и способные к пению паломники. И тогда уже забываешь, где ты — на небе или на земле. А еще одно важное следствие такого отношения к службе — отсутствие необходимости в мирских певцах, поющих за плату. Такие певцы поют только в приходских храмах, в монастырях вы их не найдете. Поэтому монастырское пение очень заметно отличается от мирского: у монаха нет желания выделяться, нравиться, он, когда поет, прежде всего молится. И такой настрой передается всем молящимся в храме.
Еще одна важная черта монастырей афонского Устава — набор традиционных для монахов послушаний. Даже в самом маленьком монастыре, в котором нет и десяти братьев и сестер, будет иконописная мастерская. Игумен благословит кому-то заниматься иконописью, и брат будет ее изучать, копируя вначале хорошие иконы, и так постепенно сам становиться иконописцем. Поэтому в большинстве таких монастырей иконы пишут сами братья или сестры. Ведь и там иконы — это очень дорогое удовольствие, и у большинства монастырей нет возможности всё заказывать профессиональным иконописцам. Но Бог, видя у братии расположение и усердие к святому делу, каждому монастырю дарует и своих иконописцев. И так происходит у них со всеми служениями.
В монастырях нет никаких платных работников — ни поваров, ни уборщиков, ни бухгалтеров, ни охранников. Монастырь полностью сам себя обслуживает. Никто из посторонних для братии не может играть там какую-то заметную роль.
Что мешает всему этому научиться нам? Если кто-то скажет, что мы так не можем, не будет ли это оскорбительным для нас? Ведь это будет всё равно, что признать нас инвалидами, ни на что не годными. Но вынести такое суждение будет клеветой на наших монахов. Нам надо просто перенять опыт наших собратьев.
К сожалению, исцелению от недугов нашего монашества препятствует и распространенная у нас идея, что в наше время и в нашей реальности жизнь по афонскому Уставу невозможна. Но эту идею опровергают факты. Сегодня мы все ездим на Афон и видим, что совершенная монашеская жизнь есть. Если она возможна на Афоне, в Америке и Европе, и вообще по всему миру, то почему же она невозможна у нас на Руси?
— В Америке и Европе? Нужны примеры.
— Во Франции несколько подворий афонских монастырей и, в частности, прекрасный женский монастырь около Лиона. Он живет в современных условиях европейского государства, но его сестры полностью соблюдают афонский устав. В США и Канаде — около 20 монастырей, созданных за последние годы старцем Ефремом Филофейским, учеником старца Иосифа Исихаста.
Правильное устроение монашеской жизни не только оберегает от катастроф, но и радует всех: игумена, братию, паломников. Оно вдохновляет нас. Смотришь на такой монастырь как на прекрасную икону, которая писана по всем каноническим правилам. Трагичность в том, что видишь ты эту икону чаще за границей.
— Верно ли, что современное монашество остается харизматичным? Ученики собираются вокруг старца, талантливого монаха. Там, где нет живого примера, жить очень непросто.
— Если мы посмотрим на историю монашества Греции в ХХ веке, то увидим, что в ней появлялись яркие личности, старцы. В обители, в которой такой старец подвизался, собирались его ученики-монахи, и монастырь процветал. И вот старец умирал, постепенно умирала и братия, которая была им собрана, количество монахов уменьшалось, привлекательность монастыря падала. Но святые отцы пишут: не иди в известный монастырь. Поэтому маленькая обитель, в которой когда-то жил великий старец, а теперь осталось всего несколько монахов, не исчезает, а потихоньку продолжает жизнь и исполняет для Бога свое предназначение. И даже может привлечь новую братию, которая будет уже знать, что образ жизни в этом монастыре правильный. Поэтому уход харизматичного старца не является непоправимой бедой. Это печальное событие, но не катастрофа.
— Не катастрофа, если не нарушается оставленное им правило?
— Великие афонские старцы ничего не вносили своего в монашеское предание. В их монастырях не было ничего уникального в сравнении с другими хорошими монастырями. Людей собирал строй жизни, святость которого удостоверяется примером старца. Это похоже на то, как привлекает исполнение музыкального произведения гениальным музыкантом. Но смерть великого музыканта не лишает нас музыки вообще. Так же сохраняется и общий монашеский строй в монастыре после кончины старца.
— Ваши слова из статьи «Записка о монастырях и монашестве»: «Проект отражает реальное состояние монашества, и ничего не изменится, пока не захотят изменений сами монахи». Но готовы ли сами монахи к переменам? И что может монах в одиночку?
— Нужно желать исправления. Нельзя предавать свою совесть. Можно согласиться, что исправление положения — дело крайне сложное, почти невероятное. Но ведь сила Божия в немощи совершается. Разве может христианин потерять веру в чудеса, во всемогущество Божие? Единственное препятствие для Бога, Который всегда хочет нам помочь, — это наше нежелание исправления, неверие в его возможность.
— Что главное для монаха в его служении? С чего начать изменение жизни в монастыре?
— Когда мы говорим о важнейших элементах монашеской жизни, я думаю, ни один из них нельзя поставить на главное место. Послушание, богослужение, келейная молитва, причащение, исповедь, нестяжание, отсутствие индивидуальной связи с миром — важно всё. Когда мы смотрим на жизнь монахов в хороших монастырях, то видим, что в ней присутствует всё это.
— Бывает, что монах приходит в некий тупик. Он всё исполняет, вычитывает, работает над собой, но ему не хватает опыта, чтобы двигаться дальше.
— Нужно искать людей, которые достигли того, к чему монах стремится, но пока еще не смог приобрести. А когда такой человек найдется, то он будет рад поделиться своим опытом с ищущим и передать ему свое духовное богатство.
— Вероятно, это можно посоветовать не только монахам, но и мирянам?
— Да. Надо искать живой пример.
— Святитель Игнатий (Брянчанинов) не рекомендует мирянам читать монашескую литературу, объясняя это тем, что мирянин может повредиться. Означает ли это, что мирянам не нужно брать пример с монахов вообще?
— Преподобный Иоанн Лествичник дал заповедь для всех христиан: свет для монахов — ангелы, свет для мира — монахи. То есть монахи должны брать пример с ангелов: всецело отдавать себя служению Богу и непрестанно Его воспевать. А мирские должны насколько возможно подражать монахам в их любви к Богу и людям, в хранении своей совести чистой, в старании не терять из виду цель христианской жизни. Но как же тяжело всё это делать, если перед глазами нет примера! Поэтому монахи, призванные Самим Богом быть таким примером, в высшей степени нужны людям, живущим в миру. Если монахи исчезнут из мира, из мира исчезнет свет.
Беседовала Анна Сашина
http://www.pravmir.ru/arximandrit-simeon-gagatik-gde-iskat-kamerton-dlya-monasheskogo-delaniya/