В 1938 г. умер от инфаркта ее отец, и семья осталась без кормильца. «В семье было шестеро детей, папа и мама. Старшая сестричка с 1920 года, а я была младшая, с 1928, – рассказывала о себе матушка. – После меня было еще двое деток, но они умерли. Папа умер в 1938 году – мама одна нас воспитывала. С пяти лет я работала.
Перед войной всё забрали: корову, лошадь. Помню, в стакане было немного зерна – высыпали об стенку, чтобы ничего не осталось. Страшное было время: с полей убрали всю пшеницу, срезали подсолнухи, увезли запасы зерна. Мы ходили по полю, собирали ботву от подсолнухов, чистили ее, терли на терке и варили. Папа не соглашался идти в колхоз: «Я лучше умру, но в колхоз не пойду. Пусть всё заберут». Мама плакала.
В доме зимой было очень холодно. Лед на полу, снег на стенах, хоть на санках катайся. Пар от дыхания шел – как холодно было. Привяжешь паклю на ноги, так и ходишь.
А однажды мы с братиком «калачей» накушались. У нас в доме была икона «Крещение Господне»: с одной стороны на ней изображен Господь, с другой – пророк Иоанн Креститель, а сверху – Ангел Господень. А перед Ангелом – облачко, прямо как калач. Братик говорит:
– Анечка, чувствуешь, как пахнет в хате хлебом-калачом?
– Да, – говорю, – и ищем, откуда запах идет.
– Анечка! Это же от иконы пахнет как калачом!
И начали лизать облачко-калач прямо на иконе. Помню, после войны мама пекла такие калачи.
У меня весь род верующий. Было тогда безбожие, но я никогда не боялась. Когда на поле садились кушать, всегда перекрещусь, да еду перекрещу. Бывало, даже говорили: «Аня, ты не боишься креститься?» Я отвечаю: «А что бояться? Ну, накажут. Бога надо бояться, чтобы Господь не наказал. А их что бояться?».
Храма в селе не было. Красивый белый храм Вознесения Господня, ему было около 150 лет, в 1938 г. внутри спалили, а камни разобрали, из них построили мост.
Одна из наших сестер носила в детстве крестик, и кто-то рассказал об этом директору школы. Ее вызвали и спрашивают:
– Крестик носишь?
– Да, – отвечает. Те попробовали снять, но она прижала руки к груди:
– Хоть руки вырвите, но крестика не отдам. Умом буду креститься, но крестик не снимете.
Так и отпустили ее, пожалели. А спустя несколько лет, когда в селе построили храм, пришел этот самый директор и сам покрестился, и детей привел, и дом свой освятил.
Помню, как начиналась война: налетели самолеты немецкие, вокруг все горит – за тридцать километров видно. Слева село горит, справа горит станция, вдали – склад… страшно. Кругом дома в огне, поля с пшеницей – все горит. Страх! Страшный суд. Когда немцы наступали, они день и ночь ехали, кинут гранату в поле – все запалят. Все побито, дороги нет, вокруг – ямы, ямы.
Во время войны я пасла скот. Такая маленькая, а по десять скотинок одна водила, чтобы заработать денег и оплатить налог – немцам и нашим.
А однажды ночью к нам пришли партизаны, стучат: «Мы пришли попросить покушать». Спрашивают меня: «Сколько тебе лет – пять или шесть?» А мне тогда было уже четырнадцать – всегда маленькая была. Мама накормила их хлебом, картошкой. Чтобы не подвергать семью опасности, партизаны взяли обед с собой, а посуду потом оставили под кустом боярышника. Они часто потом приходили. «Когда мы будем здесь, – говорят, – повяжем тряпочку на куст, пусть ваша доченька придет, посмотрит. Если тряпочка есть, пусть принесет покушать». Так и ходила я всю зиму через поле смотреть. Целый год варили партизанам супчики, и Господь не оставлял, давал нам и еду, и одежду.
Когда наши возвращались домой из плена, проходили мимо села, просили покушать. Помню, мама посылала меня в поле за пшеницей. Наготовит им калачей, накормит, всем нальет с собой супа в дорогу. А как отдохнут, согреются, так и продолжают путь – кому сто, кому двести километров идти до дома. Так каждый день или через день приходили гости, а мама всех кормила. Молились Богу, чтобы нам давал пропитание – Он и не оставлял.
Когда война кончилась, я была в Донбассе. Помню, повезли встречать вернувшихся с фронта солдат. Мы все были одеты красиво, с цветами в руках, а вокруг – слезы. Кто встречал своих – слезы радости, но больше тех, кто так и не встретил. Матери по восемь-десять сыновей провожали на фронт, тогда абортов не делали – боялись Бога».
В возрасте пятнадцати лет в Великую Отечественную войну Анну мобилизовали на Донбасс работать инструментальщицей. В 1945 г. она вернулась в село и проработала в колхозе до 65 лет. За свою многотрудную жизнь удостоена медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»
Была замужем, воспитала ребенка; много болела, перенесла пять операций.
Когда в 1991 г. в селе Барсуки начали строить храм архистратига Божия Михаила, она первая стала помогать в строительстве. Маленького росточка, хрупкая, наравне с мужчинами-строителями носила кирпичи и днем, и ночью, пока ноги не подкашивались от усталости. Всю жизнь она мечтала о монашестве. Как стройка подошла к завершению, она вдруг собрала вещи и поехала в г. Иваново в Свято-Введенский женский монастырь. Ее подруги удивились – ведь она даже не съездила посмотреть вначале на него. В монастыре ей сразу определили место послушания на Преображенском подворье, где она жила с 12 июня 1994 г. более двадцати лет.
В 2003 г. по благословению архиепископа Амвросия была пострижена в великую схиму с именем Анисия. Трудилась матушка на подворье, несла разные послушания: на кухне, огороде, в ангаре. Она никогда не знала отдыха, до последних дней старалась хоть в чем-то помочь сестрам. Встречая сестер или гостей, матушка каждому находила доброе слово утешения.
Вспоминает монахиня Христина (Липина): «Мать Анисия очень любила трудиться. Когда ее постригали в схиму, она боялась, как бы ей не запретили трудиться. Она была очень маленькая и добрая. Однажды на подворье были большие морозы, и нужны были добровольцы для того, чтобы следить за отопительным котлом по ночам. Сестер на подворье немного, и все были и так замотаны на послушаниях. Так вот матушка Анисия, несмотря на возраст и болезни, вызвалась дежурить и несла это послушание несколько дней подряд. Когда она спала вообще – непонятно».
«Господи, благодарю Тебя, что Ты меня в монастырь взял, – говорила матушка Анисия, – и батюшку благодарю, что он меня сюда принял. Живу сейчас, как в раю. Молитесь: Господь всё будет давать вам, будет укреплять. А без молитвы жизни нет».
Погребена у храма на Преображенском подворье монастыря.